Разбудил меня шум из кухни. Я пошел взглянуть и увидел Криту. Она готовила завтрак. На ней были белая майка и голубые шорты — все из гардероба Кумико.
— Послушай, а где твоя одежда? — спросил я, стоя в дверях.
— Ой! Извините меня, пожалуйста. Вы спали, и я решилась взять на время кое-какие вещи вашей жены. Это, конечно, наглость, но мне совсем нечего было надеть, — сказала Крита, повернув голову в мою сторону. Непонятно, когда она успела опять накраситься и причесаться под 60-е годы. Не хватало только накладных ресниц.
— Ничего страшного. Но где же все-таки твоя одежда?
— Потеряла, — просто ответила она.
— Потеряла?
— Ага! Потеряла где-то.
Я вошел в кухню и, опершись о стол, стал наблюдать, как Крита готовит омлет — ловко разбила яйца, добавила специи и начала проворно сбивать.
— Ты хочешь сказать, что сюда пришла голая?
— Да, — сказала Крита так, будто это самое обычное дело — расхаживать в голом виде. — Совсем без всего. Вы же знаете, Окада-сан. Вы ведь одеялом меня накрыли.
— Действительно, — пробормотал я. — И все-таки хотелось бы знать, где и как ты умудрилась потерять одежду и как добралась сюда без нее.
— Сама не пойму, — отвечала Крита, встряхивая сковородку, чтобы дать яйцам как следует перемешаться.
— Сама не поймешь, — повторил за ней я.
Крита разложила омлет по тарелкам, добавила гарнир — вареную брокколи. Поджарила тосты, поставила их на стол вместе с кофе. Я достал масло, соль и перец, после чего мы, как молодожены, уселись друг против друга завтракать.
Тут я опять вспомнил про пятно. Крита, глядя на меня, ничуть не удивилась и ничего не спрашивала. Дотронувшись до пятна, я почувствовал тепло и понял, что оно никуда не делось.
— Не больно, Окада-сан?
— Совсем нет.
Крита посмотрела на меня.
— Похоже на родимое пятно.
— Мне тоже так кажется. Вот думаю: идти к врачу или нет.
— У меня такое впечатление, что врач здесь не поможет.
— Может, ты и права. Но я же не могу его оставить в таком виде.
Держа вилку в руке, Крита на минуту задумалась.
— Я вместо вас могу ходить за покупками или если будут какие-то дела. Можете сидеть дома, сколько хотите, если вам неудобно выходить на улицу.
— Спасибо, конечно. Но у тебя же свои дела есть, да и я не могу здесь вечно сидеть.
Крита еще немного подумала и сказала:
— Тогда, может быть, Мальта знает, что делать.
— Ты не могла бы все-таки ей позвонить?
— Мальта сама связывается с кем ей нужно и никому не позволяет вступать с ней в контакт, — сказала Крита, проглотив кусочек брокколи.
— Но ты ведь можешь связаться с ней?
— Разумеется. Мы же сестры.
— Значит, ты можешь спросить у нее про пятно? Или попросить, чтобы она мне позвонила?
— Извините, но это невозможно. Я не могу ни о чем просить сестру за кого-то другого. У нас такое правило.
Намазывая маслом тост, я вздохнул:
— Выходит, если у меня к Мальте какое-то дело, надо ждать, пока она сама со мной не свяжется?
— Совершенно верно, — кивнула Крита. — А что касается вашего пятна, то если оно не болит и не чешется, лучше забыть о нем на какое-то время. Вот я на такие вещи внимания не обращаю и вам советую не обращать. С людьми иногда такое бывает.
— Ты думаешь?
Некоторое время мы молча жевали. Я уже давно не ел в компании. Все было очень вкусно. Я сказал об этом Крите, и мне показалось, что ей приятно это слышать.
— Что же все-таки случилось с твоей одеждой?
— Вам, наверное, неприятно, что я без разрешения надела вещи вашей жены? — встревожилась Крита.
— Да нет, нормально. Надела и надела. Все равно Кумико все оставила. И все же никак в голову не возьму, как ты могла потерять одежду.
— Не только одежду — туфли тоже.
— Как же это вышло?
— Не помню, — сказала Крита. — Знаю только, что проснулась в вашей постели совершенно голая. А что до этого было — совсем не помню.
— Ты в колодец залезла, помнишь? А я ушел.
— Это помню. И еще — я там уснула. А что потом — никак не вспоминается.
— То есть ты совсем не помнишь, как выбралась из колодца?
— Абсолютно. У меня в памяти разрыв. Вот такой. — Крита расставила указательные пальцы сантиметров на двадцать. Сколько по времени могло значить это расстояние, я понятия не имел.