Когда мы приходили, Хонда-сан всегда сидел лицом к телевизору, который занимал место в токонома[12], перебирая на крышке котацу палочки для гадания, а «Эн-эйч-кей» без отдыха и на предельной громкости транслировала кулинарные шоу, наставления по бонсай[13], новости, политические дебаты…
— Эти законы, сынок, — занятие не для тебя, — сказал как-то Хонда-сан, обращаясь ко мне. Впрочем, по его виду можно было подумать, что он говорит с кем-то, кто стоит у меня за спиной метрах в двадцати.
— Что вы говорите?
— Да-да. В конечном счете закон управляет всем в этом мире. Здесь тень есть тень, свет есть свет. Инь — это инь, а ян — это ян. Я — это я, он — это он.
Но ты не принадлежишь к этому миру, сынок. То, к чему принадлежишь ты, лежит над или под этим миром.
— А что лучше? — Мне было просто любопытно. — Верх или низ?
— Дело не в том, что лучше, — отвечал Хонда-сан. Откашлявшись, он сплюнул на салфетку комочек мокроты и тщательно изучил его, прежде чем скомкать салфетку и бросить в мусорную корзину. — Это не вопрос: лучше или хуже. Не идти против течения — вот что главное. Надо идти вверх — подымайся, надо идти вниз — опускайся. Когда нужно будет подыматься, найди самую высокую башню и заберись на верхушку. А когда нужно будет двигаться вниз, отыщи самый глубокий колодец и опустись на дно. Нет течения — ничего не делай. Станешь мешать течению — все высохнет. А коли все высохнет — в этом мире наступит хаос.
Откажешься от себя, тогда ты — это ты.
— А сейчас как раз такое время, когда нет течения? — спросила Кумико.
— Что?
— А СЕЙЧАС КАК РАЗ ТАКОЕ ВРЕМЯ, КОГДА НЕТ ТЕЧЕНИЯ? — прокричала она.
— Да, — отвечал Хонда-сан, кивая самому себе. — Поэтому сидите спокойно. Ничего не делайте. Только будьте осторожны с водой. Впереди тебя, возможно, ждут тяжелые времена, и это связано с водой. Воды не окажется там, где она должна быть, зато она будет там, где не надо. Но что бы ни случилось, будь с водой очень осторожен.
Кумико, сидя рядом со мной, кивала с самым серьезным видом, но я видел, что она еле сдерживается от смеха.
— Какую воду вы имеете в виду? — поинтересовался я.
— Этого я не знаю. Просто вода, — ответил Хонда-сан. — Сказать по правде, мне тоже пришлось пострадать из-за воды, — продолжил он. — У Номонхана совсем не было воды. На передовой — неразбериха, снабжение отрезано. Ни воды. Ни продовольствия. Ни бинтов. Ни боеприпасов. В общем — кошмар. Шишек, сидевших в тылу, интересовало только одно: поскорее захватить территорию. О снабжении никто и не думал. Три дня я почти не пил. Расстилал полотенце, утром оно немного напитывалось росой, и из него можно было выжать несколько капель влаги. Вот и все. Другой воды не было. Было так плохо, что хотелось умереть. В мире нет ничего страшнее жажды. От нее хотелось броситься под пули. Раненные в живот кричали и просили пить. Некоторые даже сходили с ума. Живой ад, да и только. Прямо перед нами текла река, в которой воды было сколько угодно. Но подойти к ней не подойдешь. Между нами и рекой — громадные советские танки с огнеметами в линию. Позиции утыканы пулеметами, как подушечки для иголок. На высотках окопались снайперы, и по ночам они палили осветительными ракетами. А у нас только пехотные винтовки-тридцатьвосьмерки[14] и по двадцать пять патронов на брата. И несмотря на это, многие мои товарищи пытались пробраться к реке, воды набрать. Терпения больше не было. Ни один не вернулся. Все погибли. Поэтому я и говорю: сидишь на месте — вот и хорошо.
Хонда-сан вытащил салфетку и громко высморкался. Изучив полученный результат, смял ее и выбросил.
— Конечно, ждать, пока течение возобновится, — дело тяжелое. Но раз надо ждать — значит, надо. А пока делай вид, что умер.
— То есть вы хотите сказать, что мне лучше какое-то время побыть мертвым? — спросил я.
— Что?
— ТО ЕСТЬ ВЫ ХОТИТЕ СКАЗАТЬ, ЧТО МНЕ ЛУЧШЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ПОБЫТЬ МЕРТВЫМ?
— Вот-вот, — был ответ.
12
Стенная декоративная ниша в японском доме, где обычно устанавливают икебану или вешают свитки с каллиграфическими надписями.