— Хватит! — резко оборвала она меня. — Не ломай себе голову. Еще раз говорю: я знаю тебя, а ты — меня. Послушай! Я буду с тобой очень ласкова. А тебе делать ничего не надо. Классно, правда? Ничего не делаешь, ни за что не отвечаешь. Все делаю я. Всё. Это же полный кайф! Брось себе загадки загадывать. Не усложняй жизнь и выбрось все из головы. Представь, что теплым весенним днем ты лежишь после полудня в мягкой грязи.
Я ничего не отвечал.
— Представь: ты спишь, тебе снится сон, ты ничком лежишь в теплой грязи. Забудь о жене. Забудь, что у тебя нет работы. Не думай о будущем. Обо всем забудь. Все мы вышли из теплой грязи и когда-нибудь вернемся в нее. В конце концов… Эй, Окада-сан! Когда ты последний раз трахался с женой? Помнишь? Давно, наверное? Недели две назад?
— Ну довольно! Ко мне уже пришли, — прервал я ее.
— Ах, еще больше? Я по твоему голосу понимаю. Три недели?
Я молчал.
— Ладно, не обращай внимания. — Ее голос напомнил мне шуршание щеточки, которой сметают скопившуюся в складках оконных штор пыль. — Вообще это ваша проблема — твоя и твоей жены. А я тебе сделаю все, что захочешь. И никакой ответственности. Стоит только повернуть за угол — и ты окажешься там. В мире, который ты никогда не видел. У тебя есть «белые пятна», ты еще не понял?
Я по-прежнему молчал, крепко сжав в руке телефонную трубку.
— Оглянись вокруг, — продолжала женщина. — Оглянись и скажи: что ты видишь?
Тут в прихожей раздался звонок. Я с облегчением вздохнул и без слов положил трубку на рычаг.
Лейтенант Мамия оказался высоким стариком с красиво посаженной лысеющей головой и в очках в золотой оправе. У него была смуглая кожа и здоровый вид человека, привыкшего к физическому труду. Ни грамма лишнего веса. Уголки глаз прорезали глубокие морщинки — симметрично, по три с каждой стороны. Из-за этого казалось, что он вот-вот зажмурится от яркого света. Сказать, сколько ему лет, было трудно, хотя, конечно, уже за семьдесят. Похоже, в молодости мой гость отличался отменным здоровьем. Об этом говорили прямая осанка и четкие экономные движения. Он держался почтительно и в разговоре производил впечатление настоящей, непознанной основательности. В нем чувствовался человек, который привык принимать решения самостоятельно и отвечать за них. На Мамия-сан был неприметный строгий светло-серый костюм, белая рубашка и галстук в серую и черную полоску. Для душного и влажного июльского утра костюм был слишком плотным, но испарины на его лице я не заметил. Левую руку ему заменял протез с тонкой перчаткой одинакового с костюмом светло-серого цвета. По сравнению с загорелой, поросшей волосами правой рукой затянутый в серую перчатку протез казался холодным и неестественным.
Я усадил гостя на диван в гостиной и предложил зеленого чая.
Мамия-сан извинился, что пришел без визитной карточки:
— В Хиросиме я преподавал в сельской школе, потом вышел на пенсию. Теперь вот бездельничаю. Есть участок земли, я кое-что на нем выращиваю — так, больше для интереса. Потому и карточек нет. Не обессудьте.
У меня карточек тоже не было.
— Извините, Окада-сан, можно поинтересоваться, сколько вам лет?
— Тридцать, — ответил я.
Он кивнул, сделал глоток чая. Интересно, что он подумал, узнав, сколько мне лет?
— Какое у вас тихое место, — проговорил Мамия-сан, чтобы сменить тему.
Я рассказал, как почти задаром снял дом у дяди, добавив, что если бы не это, мы с нашими доходами не могли бы себе позволить и вполовину меньшее жилье. Кивая, гость осторожно, боясь показаться нескромным, оглядел нашу обитель. Я тоже осмотрелся. «Оглянись вокруг», — послышался мне голос той женщины. Снова бросив взгляд вокруг себя, я почувствовал, будто воздух наполняется каким-то холодом и безучастием.
— В этот раз я пробыл в Токио пару недель, — сказал лейтенант Мамия, — и вы последний, кому мне нужно оставить память о Хонде-сан. Теперь я могу спокойно возвращаться в Хиросиму.
— Мне хотелось бы побывать дома у Хонды-сан и хотя бы поставить свечи.
— Это очень благородно с вашей стороны, но Хонда-сан родом с Хоккайдо, из Асахикавы[34], и его могила там. Родственники приезжали, чтобы разобрать вещи у него в доме в Мэгуро, и уже вернулись к себе.
— Вот как? Выходит, у Хонды-сан была семья, а он жил в Токио один?
— Совершенно верно. Его сын, он живет в Асахикаве, очень беспокоился из-за этого, да и люди могли бог знает что подумать. Вроде бы он звал старика переехать к нему, но тот все отказывался.
— У него есть сын? — Слова Мамия меня удивили. Я почему-то думал, что Хонда-сан остался совсем один. — А его жена? Она еще раньше умерла?