— Да-да! — сказала Дуа. — Благодаря этому мы и можем синтезироваться.
— Совершенно верно. Ведь в действительности мы состоим почти из пустоты. Частицы эти разделены значительными расстояниями, и твои частицы могут перемешиваться с частицами Тритта и моими потому, что каждая структура беспрепятственно входит в пустоты другой структуры. Но вещество всё же не распадается, потому что эти крохотные частицы обладают способностью удерживать друг друга даже через разделяющее их расстояние. В систему их объединяют силы притяжения, из которых самая могучая — та, которую мы называем ядерной силой. Она удерживает главные из субатомных частиц в тесных скоплениях, которые располагаются на довольно значительных расстояниях друг от друга, но тем не менее остаются вместе благодаря действию более слабых сил. Тебе это понятно?
— Не всё, — ответила Дуа.
— Ничего. Мы вернёмся к этому позже… Вещество может существовать в различных состояниях. Оно может быть очень разреженным, как в эмоционалях — как в тебе, Дуа. Или же оно может быть более плотным, как в рационалах и пестунах. Или ещё плотнее, как в камнях. Оно может быть и очень сжатым, то есть сгущенным — как в Жестких. Потому-то они и Жесткие. Они состоят сплошь из частиц.
— Значит, в них вовсе нет пустоты? Ты это имеешь в виду?
— Нет, не то чтобы вовсе… — Ун запнулся, подыскивая подходящее объяснение. — В них пустоты много, но гораздо меньше, чем в нас. Частицам обязательно требуется определённое количество пустого пространства, и, если они его займут, другие частицы уже не могут в него втиснуться. Если же их вгоняют насильно, возникает боль. Вот почему Жесткие не любят, чтобы мы к ним прикасались. У нас, у Мягких, пустого пространства между частицами больше, чем требуется, а потому находится место и другим частицам.
Дуа, по-видимому, не могла полностью охватить эту мысль, и Ун заторопился.
— В другой вселенной правила другие. У них ядерные силы слабее, чем у нас. А значит, их частицам требуется больше пустого пространства.
— Почему?
Ун покачал верхним овоидом.
— Потому что… ну, потому что волновые формы частиц там распространяются дальше. Понятнее я объяснить не могу. Раз ядерная сила слабее, частицам требуется больше пространства, и два разделенных объёма вещества не способны смешиваться с такой же лёгкостью, как в нашей вселенной.
— А мы можем увидеть ту вселенную?
— О нет! Это невозможно. Мы можем только сделать некоторые выводы из её основных законов, которые нам известны. Однако Жесткие умеют очень многое. Мы научились пересылать туда вещество и получать вещество от них. Мы можем изучать их вещество, понимаешь? И мы создали Позитронный Насос. Ты ведь про него знаешь?
— Ну, ты говорил, что с его помощью мы получаем энергию. Но я не знала, что он работает, потому что существует другая вселенная… А какая она? У них там есть звёзды и миры, как у нас?
— Превосходный вопрос, Дуа! — Ун теперь наслаждался ролью учителя даже сильнее, чем раньше, потому что, так сказать, заручился одобрением Жестких. (До сих пор ему всё время мешало ощущение, что пытаться объяснить эмоционали подобные вещи не совсем прилично.)
Он продолжал:
— Мы не можем увидеть другую вселенную, но, зная её законы, можем представить себе, какой она должна быть. Видишь ли, звёзды светят благодаря тому, что простые комбинации частиц постепенно преобразуются в более сложные. Мы называем это ядерным слиянием.
— И у них в той вселенной тоже так?
— Да. Но поскольку ядерная сила у них слабее, слияние происходит гораздо медленнее. Отсюда следует, что звёзды в той вселенной должны быть гораздо, гораздо больше, иначе происходящего в них слияния будет недостаточно для того, чтобы они сияли. В той вселенной звёзды величиной с наше Солнце были бы холодными и мертвыми. А если бы наши звёзды были больше, то происходящее в них слияние количественно настолько увеличилось бы, что они мгновенно взорвались бы. Отсюда следует, что число наших, маленьких, звезд в нашей вселенной должно в тысячи раз превышать число их, больших, звезд в их вселенной.