— Как — взорваться? А что тогда будет с людьми?
— С какими людьми?
— С теми, которые живут в той вселенной.
Ун некоторое время недоумевающе смотрел на неё, а потом ответил:
— Я не знаю.
— Ну а что случилось бы, если бы вдруг взорвалось наше Солнце?
— Оно не может взорваться.
(Тритт был не в силах понять, отчего они так волнуются. Ну как Солнце может взорваться? Дуа словно бы рассердилась, а Ун смутился.)
Дуа сказала:
— Ну а всё-таки? У нас тут станет тогда очень горячо?
— Наверное.
— И мы все погибнем, ведь так?
Ун промолчал, а затем сказал с явной досадой:
— Но, Дуа, ведь это не имеет ни малейшего значения! Нашему Солнцу взрыв не грозит, и, пожалуйста, не задавай глупых вопросов.
— Ты сам просил меня задавать вопросы, Ун! И это имеет значение, потому что Позитронный Насос может работать только в обеих вселенных сразу. И без них у нас ничего не получится.
Ун внимательно посмотрел на неё:
— Я ведь тебе этого не говорил!
— Но я ощущаю!
— Ты чересчур много ощущаешь, Дуа… — сказал Ун.
И вот тут Дуа начала кричать вне себя от ярости. Тритт никогда ещё не видел её такой.
— Не уклоняйся от темы, Ун! И не замыкайся в себе, не делай вида, будто я полная дура — просто эмоциональ, и больше ничего. Ты сам говорил, что я скорее похожа на рационала, и неужели так трудно сообразить, что Позитронный Насос без тех существ работать не будет? Если люди в той вселенной погибнут, Позитронный Насос остановится, а наше Солнце станет ещё холоднее, и мы все умрем с голоду. Как по-твоему, имеет это значение или нет?
Ун тоже начал кричать:
— Вот и видно, сколько ты знаешь! Нам нужна их помощь потому, что концентрация энергии очень низка и мы вынуждены обмениваться с ними веществом. Но если то Солнце взорвётся, возникнет гигантский поток энергии, которого хватит на миллионы циклов. Энергии будет столько, что мы сможем получать её непосредственно, без передачи вещества. А потому они нам не нужны, и то, что произойдёт, не имеет ни малейшего значения…
Они теперь почти соприкасались. Тритт был охвачен ужасом. Он понимал, что должен что-то сказать, развести их в разные стороны, уговорить их. Но он всё не мог придумать, что бы такое сказать. А потом и придумывать не пришлось.
К их пещере приблизился Жесткий. И не один Жесткий, а целых три. Они что-то говорили, но их невозможно было расслышать.
Тритт пронзительно крикнул:
— Ун, Дуа!
И умолк, весь дрожа. Он с испугом ощутил, что они пришли для того…
И он решил уйти.
Но один из Жестких протянул свой постоянный непрозрачный протуберанец и сказал:
— Останься.
Он говорил резко, неласково, и Тритт испугался ещё больше.
Глава 4а
Дуа пылала гневом. Он так её переполнял, что она была буквально не в состоянии ощутить присутствие Жестких. Гнев слагался из отдельных элементов, и каждый элемент сам по себе пронизывал её всю целиком: Ун хотел ей солгать; целый мир людей обречен на гибель; она так легко усваивает знания, а ей не давали учиться. Каждое из этих ощущений говорило о чём-то неправильном и плохом, и каждое это ощущение было невыносимо.
После того раза, когда ей пришлось спрятаться в камне, она ещё дважды побывала в Жестких пещерах. Дважды, никем не замеченная, она погружалась в камень, и каждый раз улавливала что-то и понимала. А потом, когда Ун начинал ей объяснять, она заранее знала, каким будет это объяснение.
Так почему Жесткие не стали учить её, как они учили Уна? Почему они занимаются только с рационалами? Или у неё есть эта способность потому лишь, что она — олевелая эм, плохая середина триады? Ну и тем более пусть учат, раз она такая. А оставлять её без знаний плохо и неправильно.
В конце концов она всё-таки начала улавливать слова Жесткого. Она увидела Лостена, но говорил не он, а незнакомый Жесткий, который стоял впереди. Она его не знала — но ведь кого из них она знает? Этот Жесткий спросил:
— Кто из вас недавно был в нижних пещерах? В Жестких пещерах, как вы их называете?
Дуа не ощутила ничего, кроме возмущения. Они узнали про её камнеедство, а ей всё равно! Пусть рассказывают всем, кому хотят. Да она и сама им скажет!