— Я просто так думаю, — говорил Евсей Львович, пожимая руки и раскланиваясь на все стороны, — что Прозрачный сделал это нарочно, чтобы узнать, кто чем дышит. Вы же понимаете, что если он захочет, то от него не может быть никаких тайн. Ей-богу, не хотел бы я быть сейчас на месте Доброгласова. Да и самому Доберману-Биберману может нагореть. Помните историю с подрядом на домовые фонари? А сколько есть дел, о которых мы ничего не знаем! Уж Прозрачному все известно. Будьте уверены! Ну, я пошел!
На знакомых слова Евсея производили совершенно разное впечатление. Одни удивленно ахали, от души веселясь и ожидая в самое ближайшее время больших сюрпризов. Другие грустнели и сразу становились неразговорчивыми.
— Вы слышали новость? — кричал Иоаннопольский, входя в местком. — Прозрачный наконец взялся за ум! Когда его спрашивают — не откликается!
— Ну, что из того? — спросил председатель месткома вяло. Иоаннопольский, возмущенный индифферентностью профработника, даже подскочил на месте.
— Все два этажа с ума сходят, а он спрашивает меня, что из того! Из этого то, что для Прозрачного теперь секретов нет. Ну, вы, положим, рассказываете своей жене с глазу на глаз, что у вас небольшой недочет союзных денег. Вы думаете, что вы одни, что все, что вы говорите, — это тайна, а Прозрачный в это время спокойненько слушает все, что вы говорите, и вы об этом даже представления не имеете. На другой день за вами приходят от прокурора с криком: «А подать сюда Гоголя-Моголя!»
Председатель, который действительно растратил тридцать рублей МОПРовских денег, ошалело посмотрел на Иоаннопольского.
Растрату председатель собирался восполнить членскими взносами, собранными с друзей радио. Недочет же в средствах друзей порядка в эфире должны были покрыть средства Общества друзей советской чайной. А прореху в кассе почитателей кипятку предусмотрительный председатель предполагал залатать с помощью еще одного общества, над организацией которого ныне трудился. Это было общество «Руки прочь от пивной».
Заявление Евсея Львовича одним ударом перешибало стройную систему отношений между добровольными обществами, с такой любовью воздвигнутую председателем.
Продолжая дико глядеть на Иоаннопольского, председатель сказал нудным голосом:
— Этот вопрос нужно заострить.
Впрочем, по лицу Евсея он отлично видел, что вопрос и без того заострен до последней степени.
На Пищеслав надвигалась туча, сыплющая гром и молнию.
Глава 6
С легкой руки Евсея Львовича Пищеслав переполнился слухами о новой деятельности Прозрачного.
И уже на следующее утро Каин Александрович вызвал в кабинет брата своего Авеля Александровича и долго топал на него ногами.
— Что с тобой, Каша? — удивленно спросил Авель Александрович, полулежа в кресле.
— Прошу мне не тыкать при исполнении служебных обязанностей! — завизжал Каин Александрович.
— Я тебя не понимаю. Этот тон…
— Встать! Воленс-неволенс, а я вас уволенс. Можете идти, товарищ Доброгласов. Без выходного пособия.
— Ты что, пьян? — грубо спросил Авель.
Тогда Доброгласов-старший, полагая вполне возможным присутствие в кабинете Прозрачного, счел необходимым высказать Доброгласову-младшему свои мысли о протекционизме.
— Я всегда проводил, — говорил он вздрагивающим голосом, — беспощадную борьбу с кумовством. Я опротестовываю однобокое решение примкамеры относительно всеми уважаемого управделами ПУМа товарища Иоаннопольского. Последний восстанавливается в должности, а вас, как принятого по протекции, я беспощадно снимаю с работы. Мы сидим здесь, товарищи, не для благоустройства родственников, а для благоустройства города. Вам здесь не место. Идите.
Авель Александрович, растерянно тряся головой, вышел из кабинета, сдал главную книгу подоспевшему Евсею Львовичу и покинул отдел благоустройства, не получив даже за проработанные два часа.
Иоаннопольский проводил поверженного в прах Авеля ласковым взглядом и удовлетворенно заметил:
— Прозрачный начинает действовать. Начало хорошее. Что-то еще будет!
При этих словах Пташников чуть не упал со стула. Глаза Лидии Федоровны заблистали от слез, а Костя выбежал из комнаты, выронив из кармана бутерброд, завернутый в пергаментную бумагу.
Между тем Каин Александрович в бурном приступе служебной деятельности работал над искоренением кумовства в отделе.