Они были вооружены. Если бы встречные разделились, мы тоже должны были бы это сделать, ну а уверенно целящемуся хладнокровному пешеходу вполне возможно было помериться силами с двумя или даже тремя всадниками. Однако либо им эта идея не пришла в голову, либо им не хватило мужества осуществить ее. Путники остались стоять рядом, и мы окружили их. Я сразу узнал в этих двоих моряков с разбойничьего корабля.
— Откуда вы идете? — задал им вопрос шейх.
— Из Джидды, — ответил один из них.
— И куда направляетесь?
— В пустыню, искать трюфели.
— Но у вас же нет ни верховых животных, ни корзинок!
— Мы только хотели сначала посмотреть, растут ли они здесь, а потом мы приедем с корзинками.
— Из какого вы племени?
— Мы живем в городе.
Разумеется, они нагло лгали — ведь должны же были эти люди понять, что я их узнал. Халефа тоже разозлила их дерзость. Он раскрутил свою плетку и сказал:
— Не думаете ли вы, что этот эфенди и я ослепли? Вы — негодяи и лжецы! Вы — джехеины из команды Абузейфа. Если вы сейчас же не признаетесь в этом, я научу вас говорить, отстегав плеткой!
— Что вам за дело до того, кто мы такие?
Я спрыгнул с верблюда, не заставляя его опускаться на передние ноги, и взял у Халефа плетку.
— Не будьте посмешищем! Слушайте, что я вам скажу. Меня не касается, что у вас произошло с этими воинами из племени атейба, что они от вас хотят; зато мне вы должны дать ответ на несколько вопросов. Если ответите, вам нечего меня бояться. Не ответите — я так вас разукрашу этой плеткой, что вы никогда больше не сможете показаться на глаза ни одному храбрецу из свободных арабов!
Пригрозить побоями — одно из величайших оскорблений для бедуина. Оба немедленно схватились за ножи.
— Мы убьем тебя раньше, чем ты сможешь ударить, — с угрозой в голосе сказал один из них.
— Вы, верно, еще не поняли на своей шкуре, как крепок кнут из шкуры нильского бегемота. Он острый, как ятаган; он обрушивается тяжелее, чем дубина, и он быстрее пули из вашего пистолета. И разве вы не видите, что оружие всех этих людей направлено на вас? Оставьте же свои ножи за поясом и отвечайте! Вы были посланы к Абузейфу?
— Да, — медленно процедили они, осознав, что молчать они дальше не могут.
— Чтобы рассказать ему о моем бегстве?
— Да.
— Где вы его встретили?
— В Мекке.
— Как же вы так быстро сходили в Мекку и обратно?
— В Джидде мы наняли верблюдов.
— Как долго останется Абузейф в священном городе?
— Очень недолго. Он направляется в Таиф, где сейчас находится шериф-эмир.
— Тогда у меня к вам больше нет вопросов.
— Сиди, ты хочешь отпустить этих разбойников? — закричал Халеф. — Я их застрелю, чтобы они больше никому не навредили.
— Я дал им слово, и ты его вместе со мной будешь держать. Следуй за мной!
Я снова вскочил на верблюда и поскакал прочь. Халеф держался позади меня. Албани несколько отстал. Он обнажил свою длинную саблю, но мне это показалось лишь театральным жестом — настолько я верил в него. Он хладнокровно оставался в седле, когда атейба спешились, чтобы схватить джехеинов. Это им удалось, после того как они обменялись с соперниками несколькими безвредными ножевыми ударами. Каждого пленника привязали к верблюду, и всадники повернули назад, увозя джехеинов в свой лагерь. Остальные атейба последовали за нами.
— Ты пощадил их, сиди, но они тем не менее умрут, — сказал Халеф.
— Их судьба ни меня, ни тебя не касается! Подумай лучше, что ты будешь делать сегодня вечером. Жених должен быть настроен миролюбиво!
— Сиди, я знаю, что ты никогда не станешь женихом, но я-то им уже стал, а поэтому мое сердце подобно носу, вдыхающему ароматы цветов.
Наши спутники нас догнали. Никто не проронил ни слова о происшедшем, а когда показалась городская стена, шейх дал приказ придержать джеммелов. Он прихватил заранее двух свободных животных, которыми мы должны были воспользоваться на обратном пути.
— Я подожду тебя здесь, сиди, — сказал он. — Сколько пройдет времени, пока ты снова не окажешься с нами?
— Я вернусь, прежде чем солнце проделает путь, равный по длине твоему копью.
— А пергамент ты не забудешь?
— Нет. Я захвачу также чернила и перо.