— Вполне вероятно, это хрип, — убеждал доктор, в то время как Чиддер мягко, но решительно выталкивал его из комнаты. — подцепил где-нибудь на улице…
Дверь с шумом захлопнулась перед его носом.
— Мне надо вернуться домой, — повторил Теппик, спустив ноги с кровати и обхватив голову руками.
— Зачем? — поинтересовался Артур.
— Не знаю. Но я там нужен.
— Насколько помню, к тебе там не очень-то хорошо относились… — начал было Артур. Теппик умоляюще замахал на него.
— Послушай, — сказал он, — я не хочу, чтобы кто бы то ни было давил на мои больные места. И не надо говорить, что мне нужен покой. Все это ерунда. Я немедленно возвращаюсь домой. Понимаешь, дело не в том, что кто-то меня заставляет. Но я должен, и я вернусь. А ты, Чидди, мне поможешь.
— Как?
— У твоего отца есть быстроходное судно, на котором он перевозит контрабанду, — произнес Теппик голосом, не терпящим возражений. — Пускай одолжит его мне, а я ему потом обеспечу режим благоприятствования. Если выедем не позже чем через час, будем на месте как раз вовремя.
— Мой отец — честный коммерсант!
— Ага, а семьдесят процентов прибыли за прошлый год ему принесла беспошлинная торговля следующими товарами… — Взгляд Теппика стал отсутствующим. — Итак: незаконный ввоз гусин и белокровок — девять процентов.
— Ночные перевозки… — согласился Чиддер, — а это меньше, чем у остальных. По-божески. Честный бизнес. Лучше скажи, откуда тебе это известно. Ну говори, говори…
— Не знаю… — пожал плечами Теппик. — Дело в том, что пока я… спал, я, такое впечатление, узнал все на свете. Все обо всем. Наверное, отец умер.
— Черт возьми. Прости, я не знал.
— Да ничего. Я не о том. Он сам этого хотел. Я даже думаю, он это предвидел. У нас люди начинают жить по-настоящему, только когда умирают. Надеюсь, он живет сейчас полной жизнью.
На самом деле Теппицимон XXVII в этот момент сидел, примостившись на плите в зале подготовительных церемоний, и наблюдал, как его внутренности осторожно изымают из тела и аккуратно раскладывают по специальным сосудам.
Такое не часто увидишь — не говоря уже о том, чтобы проявлять к подобной процедуре искренний интерес.
Фараону было грустно. Хотя он официально уже покинул свое тело, их все же продолжала соединять какая-то тайная связь, а согласитесь, нелегко сохранять веселость при виде того, как двое молодцев по локоть запускают руки в твое нутро.
Тут уж не до шуток. Совсем не смешно быть отданным на растерзание.
— Глядите, учитель Диль, — сказал Джерн, толстенький, краснощекий молодой человек, в котором царь узнал нового ученика бальзамировщика, — глядите… вот здесь, здесь… на легких — ваше имя… Видите? Ваше имя на легких!
— Положи их в кувшин, приятель, — устало ответил Диль. — Когда я занят делом, то предпочитаю не отвлекаться на всякую ерунду. Гадание по внутренностям требует вдумчивого подхода.
— Простите, учитель.
— И передай мне крючок для мозгов номер три, он у тебя под рукой.
— Так и есть, учитель.
— И не дергай меня. Мозги — работа тонкая.
— Это точно. Царь вытянул шею.
Джерн вновь стал сосредоточенно копаться в своем углу и вдруг тихо присвистнул.
— Вы только посмотрите, какой цвет! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать, а? Наверное, ел что-то нехорошее…
— Положи в кувшин, — вздохнул Диль.
— Хорошо, учитель. Учитель?
— Что тебе?
— А где та часть, в которой у него бог? Диль, стараясь сосредоточиться, скосил глаза на царские ноздри.
— Это вынимают ещё до того, как он поступает сюда, — терпеливо объяснил он.
— Вот и я так подумал, — не унимался Джерн, — специального кувшина-то нет.
— Нет, Джерн. Нет и быть не может. Уж больно странный понадобился бы кувшин.
— Значит, — с некоторым разочарованием в голосе сказал Джерн, — он обычный человек, так выходит?
— В строго материальном смысле, — приглушенно промолвил Диль.
— Моя мама говорит, он был отличный царь. А вы что думаете?
Диль, глядя на кувшин в руке, помедлил с ответом и, похоже, первый раз за всю беседу ответил серьезно:
— Почему-то начинаешь задумываться об этом, только когда человек попадает к тебе в руки. Знаешь, он получше многих. Чудесные легкие. Чистые почки. Большие лобные пазухи — лично я прежде всего это ценю.
Взглянув на лежащее перед ним тело, он вынес профессиональное суждение: