Царь успел привязаться к Дилю и даже к Джерну. Связь со своим телом была по-прежнему ощутима — во всяком случае, он чувствовал некоторое беспокойство, стоило отойти дальше чем на несколько сот шагов, а потому за последние несколько дней царь узнал много разного об учителе и ученике.
Действительно забавно. Столько лет он прожил, общаясь лишь с несколькими жрецами. Абстрактно он знал, что кругом существуют и другие люди — слуги, садовники и так далее, — но в его жизни они не значили ничего. На вершине восседал он сам, чуть ниже располагались члены его семьи, духовенство и, разумеется, знать, а дальше шли сплошные ноли. Да, замечательные, самые замечательные ноли в мире, скопление верных и преданных нолей, о котором любой правитель может только мечтать, но так или иначе это были ноли.
Однако теперь он был посвящен в мельчайшие подробности робких надежд Диля на продвижение в Гильдии, в историю неуклюжего ухаживания Джерна за Глюэндой — дочерью жившего неподалеку крестьянина, выращивавшего чеснок. С любопытством и почти восхищением он следил за тем, как у него на глазах созидается мир, полный не менее сложных оттенков и иерархий, чем тот, который он покинул. Ужасна была мысль о том, что он может никогда не узнать, удалось ли Джерну уломать отца и добиться руки своей избранницы, поможет ли Дилю эта работа, работа над ним, получить заветное звание Высокочтимого Обладателя Девяноста Степеней Свободы Натронской Ложи Гильдии Бальзамировщиков и Прилегающих Ремесел.
Оказалось, что смерть — это нечто вроде удивительного оптического приспособления, позволяющего в капле воды увидеть сложное, запутанное, как клубок, переплетение множества жизней.
Царь ощущал неодолимое желание дать Дилю несколько элементарных советов из области политики, растолковать Джерну преимущества личной гигиены и респектабельной манеры держаться. Несколько раз он даже предпринимал подобные попытки. Они чувствовали его присутствие, в этом сомнений не было. Но относили все на счёт кишечных газов.
Покопавшись на большом столе, где были разложены бинты, Диль вернулся, задумчиво вертя в руках широкий лоскут и мысленно примеряя его к тому, в чем даже сам царь уже привык видеть собственный труп.
— Думаю, лучше всего пойдет лен, — заявил он наконец. — Как раз его цвет.
— А по-моему, — Джерн склонил голову набок, — он будет лучше смотреться в холсте. Или даже в ситце.
— Только не в ситце. Определенно не в ситце. Ситец на нем будет виснуть.
— Ничего. Как говорится, пообносится.
— Пообносится? — фыркнул Диль. — Как ты сказал — пообносится? И слышать не хочу ни про какой ситец. Ты только подумай: вдруг кто-нибудь лет, скажем, через тыщу захочет обворовать гробницу, а он там в ситце?! Ну догонит он грабителя, ну придушит, а ситец-то весь и расползется, понятно? На локтях в момент протрётся, я такого не переживу.
— Но вы ж к тому времени сами умрете, учитель!
— Умру? А при чем здесь умру? Диль снова порылся в образцах.
— Нет, пусть уж будет холст. Он и вид имеет, и носится хорошо. В нем можно хоть бегом бегать.
Царь вздохнул. Он бы предпочел что-нибудь легкое, вроде тафты.
— И закрой дверь, — добавил Диль. — Сквозит.
— Настало время, — заявил верховный жрец, позволив себе слегка улыбнуться, — отправиться взглянуть на нашего покойного отца. Уверен, он ждёт не дождется этого.
Теппик задумался. Положа руку на сердце, он не мог сказать, что сам ждёт не дождется этой встречи, но, по крайней мере, это отвлечет Диоса от вопроса о женитьбе. Он нагнулся, чтобы царственным жестом погладить одну из дворцовых кошек. Тварь зашипела, скосила глаза, словно раздумывая, и цапнула Теппика за палец.
— Кошки — священные существа, — пояснил Диос, скорее всего шокированный словами, вырвавшимися у Теппика при виде подобного коварства.
— Длинноногие кошки с серебристой шерстью — ещё может быть, — ответил Теппик, дуя на палец, — а вот насчет этих — не уверен. Зато могу точно сказать, что священные кошки дохлых ибисов под кроватью не прячут. И священные кошки, вокруг которых столько песка, не станут забираться в дом, чтобы сделать это в царские сандалии.
— Кошки есть кошки, — уклончиво заметил Диос и добавил: — Не соблаговолите ли проследовать за нами…
Он жестом указал Теппику на арку в другом конце зала.
Теппик медленно двинулся за ним. Он уже целую вечность как вернулся домой, но к очень многому ещё не мог заново привыкнуть. Воздух слишком сухой. Платье сидит неловко. Жара ужасная. Даже в зданиях было что-то раздражающе чужое. Взять, к примеру, колонны. В Гильдии колонны изящные и стройные, как флейта, с капителями в виде виноградных гроздьев. Здесь же они напоминают массивные каменные груши, тяжелыми глыбами подпирающие дворцовые своды.