Он низко поклонился.
— Окончание работ через три месяца, — добавил Диос, когда Птаклюсп был уже на полпути к арке. — К поре Наводнения.[12]
— Что?
— Ты обращаешься к одна тысяча триста девяносто восьмому монарху этой страны, — ледяным тоном произнес Диос.
Птаклюсп шумно проглотил слюну.
— Извиняюсь, — пробормотал он. — Я только спросил, что? О великий царь. Хочу обратить внимание, что на одну только доставку плит уйдет, э-э…
Губы архитектора дрожали, он перебирал в уме один повод за другим, мысленно бросая их в лицо Диосу.
— Цорт не в один день строился… — выдавил он.
— Не будем оговаривать работу в подробностях, — обратился Диос к Птаклюспу, одаривая его улыбкой, страшнее которой не было ничего на свете. За исключением той же улыбки Диоса.
— Сверхурочные, разумеется, будут оплачены, — добавил он.
— Но вы никогда не пла… — начал было Птаклюсп и осекся.
— А кара за срыв намеченных сроков будет ужасной, — предупредил Диос. — В соответствии со всеобщим законодательством.
Нервы и доводы Птаклюспа истощились.
— Разумеется, — выдавил он обреченно. — Почту за честь. Надеюсь, ваши высочества извинят меня. До захода солнца ещё целых два часа.
Теппик кивнул.
— Благодарю, — ответил архитектор. — Да будут плодотворны ваши чресла. Моё почтение, великий Диос.
Было слышно, как он торопливо сбегает по лестнице.
— Она будет великолепна. Немного великовата… но великолепна! — сказал Диос.
Стоя между колоннами, он вглядывался в раскинувшуюся на другом берегу Джеля панораму некрополя.
— Великолепна, — повторил он и снова нахмурился, почувствовав резкий укол боли в ноге.
Да, сегодня же ночью надо съездить на тот берег. И зря он так долго тянул. Глупо. Но он же не мог отвлечься от праведного служения царству…
— Диос, что-то случилось? — спросил Теппик.
— Ваше величество?
— Мне показалось, ты побледнел.
Выражение панического ужаса на мгновение исказило морщинистые черты Диоса. Он выпрямился.
— Уверяю вас, ваше величество, я прекрасно себя чувствую. Прекрасно!
— Тебе не кажется, что ты несколько перетрудился?
Нескрываемый страх отразился на лице верховного жреца.
— В каком смысле, ваше величество?
— Ты слишком много хлопочешь, Диос. Встаешь с петухами, ложишься за полночь. Относись к жизни проще.
— Вся моя жизнь есть служение, ваше величество, — стоял на своем Диос. — В нем — весь смысл моего существования.
Теппик вышел вслед за ним на балкон. Лучи понемногу клонящегося к закату солнца вспыхивали на вершинах рукотворной зубчатой гряды. Но это был только центральный массив; пирамиды выстроились по всей дельте, до самого второго водопада, где Джель терялся в горах. Мало того, пирамиды занимали лучшие земли, ближе всего расположенные к реке. Но даже самый забитый крестьянин посчитал бы кощунством предложить иное решение.
Среди пирамид попадались сравнительно невысокие экземпляры, сложенные из грубо обтесанных плит. Со стороны они выглядели даже старше гор, укрывавших долину от пустыни. Хотя в конечном счете горы были здесь всегда. К ним были неприменимы такие слова, как «молодой» или «старый». Но эти первые пирамиды построили человеческие существа — бурдючки с мыслящей влагой, ненадолго задержавшейся в хрупком образовании кальция, — существа, которые распиливали скалы на куски, чтобы затем с превеликим трудом снова сложить их в гармоничную постройку. Эти пирамиды действительно были старыми.
На протяжении тысячелетий архитектурная мода менялась. Пирамиды поновее были сложены из более гладких плит, с более острыми гранями, попадались и довольно приземистые, облицованные слюдой. Однако даже самые отвесные из них, непроизвольно размышлял Теппик, не превышали единицы по любой домолазательной шкале, хотя некоторые стелы и храмы, сгрудившиеся у подножия пирамид, как буксиры, окружившие дредноуты вечности, заслуживали внимания.
Дредноуты вечности, подумал он, они плывут, тяжело рассекая туманы Времени, и их единственные пассажиры всегда путешествуют первым классом…
На небо высыпали первые звёзды. Теппик поднял голову. Возможно, подумал он, где-то там есть жизнь. Где-то там, на этих звездах. Ведь если правда, что вселенные миллиардами теснятся одна за другой, отделенные друг от друга лишь мгновением мысли, значит, люди должны быть повсюду…
«Но где бы они ни были, как бы ни старались, какие бы сверхъестественные усилия ни прилагали, им наверняка не удалось стать такими потрясающе глупыми, как мы. В этом смысле мы потрудились на славу. Вначале нам было дано лишь зернышко глупости, но за многие тысячи лет мы взрастили громадное древо».
12
Подобно культурам большинства речных царств, в Джелибейби понятия не имеют о таких банальных временах года, как лето, весна и зима. Здешний календарь исходит из могучего ритма Джеля. Поэтому сезонов было всего три: пора Сева, пора Наводнения и пора Сырости. Членение удобное, практичное и простое, нашедшее единственных оппонентов в лице квартетов джельских цирюльников (Действительно, невольно почувствуешь себя идиотом, распевая: «То было в Сырости пору…»).