Вторая серо-голубая дробинка врезалась в левое бедро лысика и рикошетом отлетела в небо. Он заорал — высокий, режущий звук, который, казалось, извивался как червяк у Ральфа в мозгу. Хотя это и не могло ничем помочь, Ральф инстинктивно прижал ладони к ушам и увидел, что Лоис сделала то же самое. Он не сомневался, что, если звук продлится долго, он разорвет ему голову точно так же, как от высокого до трескается хрусталь.
Док № 3 рухнул на усеянную сосновыми иглами землю и стал кататься туда-сюда, завывая и держась за свое бедро, как маленький ребенок хватается за ушибленное место, свалившись с трехколесного велосипеда. Через несколько мгновений его вопли стали затихать и он поднялся на ноги. Его глаза сверкали из-под белой нити сросшихся бровей. Панама Билла съехала на затылок, а левая сторона халата стала черной и дымилась.
[Я достану вас! Достану вас обоих! Проклятые проныры!.. Краткосрочные ублюдки, мать вашу! Я ДОСТАНУ ВАС ОБОИХ!]
Он развернулся и ринулся вниз по тропинке, ведущей к детской площадке и теннисным кортам, двигаясь огромными летающими скачками, как астронавт на Луне. Выстрел Лоис, похоже, не причинил ему никакого вреда, судя по скорости его бега.
Лоис схватила Ральфа за плечо и тряхнула его. Стоило ей сделать это, как ауры снова начали меркнуть.
[— Там дети! Оно движется к детям!]
Она тускнела, и это казалось вполне нормальным, потому что он вдруг увидел, что на самом деле Лоис вовсе не говорит, а лишь пристально смотрит на него своими темными глазами, ухватившись за его плечо.
— Я не слышу тебя! — проорал он. — Лоис, я тебя не слышу!
— Что с тобой? Ты что, оглох? Оно бежит к детской площадке! К детям! Мы не можем позволить ему обидеть детей!
Ральф испустил глубокий дрожащий вздох:
— Оно не причинит им вреда.
— Как ты можешь быть уверен?
— Не знаю. Я просто уверен, и все.
— Я подстрелила его. — Она поднесла палец к лицу и на мгновение стала похожа на женщину, имитирующую самоубийство. — Я подстрелила его из пальца.
— Угу. Ты здорово врезала ему. Просто классно, судя по тому, как это существо выглядело.
— Я больше не вижу цветов, Ральф.
Он кивнул:
— Они врубаются и вырубаются, как ночные радиостанции.
— Я не знаю, что я чувствую… Даже не знаю, что я хочу чувствовать! — Последние слова походили на поскуливание, и Ральф обнял ее. Несмотря на все, что теперь происходило в его жизни, одно ощущалось совершенно ясно: чудесно снова держать женщину в своих объятиях.
— Все нормально, — сказал он и прижался лицом к ее макушке. Ее волосы дивно пахли, без единого намека на химикалии из салона красоты, слабый запах которых он привык ощущать в волосах Кэролайн за последние десять или пятнадцать лет их совместной жизни. — Давай пока оставим все это, идет?
Она взглянула на него. Он уже больше не мог видеть слабый туман, струящийся из ее зрачков, но был уверен, что тот струится по-прежнему. Да, и кроме того, у нее очень красивые глаза, даже без всяких дополнительных украшений.
— Для чего это, Ральф? Ты знаешь, для чего все это?
Он покачал головой. В его мозгу носились кусочки мозаики — шляпы, врачи, жуки, протестующие плакаты, разодранные куклы с выплескивающейся из них фальшивой кровью, — которые не складывались воедино. И по крайней мере в данный момент одна вещь вызывала наибольший резонанс в его мыслях — та чепуховая скороговорка, произнесенная стариной Дором: «Сделанного не воротишь».
Ральф подумал, что это чистая правда.
Слабый тоскливый звук донесся до его ушей, и Ральф кинул взгляд в сторону подножия холма. Розали лежала под большой сосной, пытаясь подняться на ноги. Ральф уже не видел черного мешка вокруг нее, но не сомневался, что тот никуда не делся и по-прежнему окутывает ее.
— Ох, Ральф… Бедняжка! Что мы можем сделать?
Ничего они не могли. Ральф был в этом уверен. Он взял правую руку Лоис в свои обе и стал ждать, когда Розали упадет на спину и умрет.
Вместо этого она так сильно дернулась всем телом, что разом встала на ноги и едва не завалилась на другой бок. Секунду она стояла неподвижно, так низко опустив голову, что пасть почти упиралась в землю, а потом три или четыре раза чихнула. Прочихавшись, она встряхнулась, взглянула на Ральфа и Лоис и коротко тявкнула. Ральфу показалось, она говорит им, чтобы они перестали тревожиться. Потом она повернулась и потрусила через маленькую сосновую рощицу к нижнему входу в парк. Прежде чем Ральф потерял ее из виду, она уже бежала своей хромой, но бодрой рысцой, как обычно. Поврежденная нога двигалась не лучше, чем до возни с доком № 3, но и не хуже. Явно уже старая, но, похоже, еще далеко не мертвая (точно так же, как и все остальные обитатели Харрис-авеню старых алкашей, подумал Ральф), она скрылась за деревьями.