В том, что невестка Лоис, подчинись злобному импульсу, схватила бриллиантовые сережки с китайского блюда и сунула их в карман своих джинсов, он не сомневался. Но у Жанет Чэсс их больше не было; даже сейчас она наверняка горько упрекает себя за то, что потеряла их, и пытается понять, зачем вообще их взяла.
Ральф знал, что на козявке со скальпелем была шляпа Макговерна, пускай даже Лоис и не узнала ее, и они оба видели, как существо взяло ошейник Розали. Когда Ральф в первый раз поднялся со скамейки, он понял, что те искорки света, вспыхнувшие на мочках ушей лысого создания, почти точно означали, что док № 3 отыскал где-то и сережки Лоис.
Кресло-качалка покойного мистера Чэсса стояло на потускневшем линолеуме возле двери, ведущей на заднее крыльцо. Лоис провела к нему Ральфа и велела ему «не путаться под ногами». Ральф подумал, что с этим заданием он вполне может справиться. Яркий полуденный свет падал ему на колени, пока он сидел и легонько раскачивался. Ральф не очень понимал, как могло так быстро пройти столько времени, но каким-то образом это случилось. Может, я заснул, подумал он. Может, я и сейчас сплю и все это мне просто снится? Он смотрел, как Лоис достает с верхней полки шкафа кастрюльку (судя по размеру, она предназначалась для хоббитов). Через пять минут по кухне начал распространяться восхитительный запах.
— Я же говорила, что я когда-нибудь буду для тебя готовить, — сказала Лоис, доставая овощи из холодильника и приправы из одного из шкафчиков. — Говорила в тот день, когда кормила вас с Биллом остатками макарон с сыром. Ты помнишь?
— Кажется, да, — улыбнувшись, кивнул Ральф.
— Там, в коробке для молока на переднем крыльце, кувшин свежего сидра — сидр всегда лучше держать снаружи. Ты не принесешь его? Можешь сразу налить. Хорошие стаканы в шкафу над раковиной — я могу дотянуться до них, только если встану на стул. А ты, по-моему, достанешь и без стула. Какой у тебя рост, Ральф, шесть и два?
— Шесть и три. По крайней мере было раньше; наверное, за последние десять лет я потерял дюйм или два. Позвоночник оседает, или что-то в этом роде. И тебе вовсе не обязательно устраивать парад для меня. Правда.
Она мрачно взглянула на него — уперев руки в бока, с зажатой в одной из них ложкой, которой она только что помешивала содержимое кастрюльки. Ее суровый вид смягчила тень улыбки.
— Я сказала, хорошие стаканы, Ральф Робертс, а не лучшие.
— Да, мэм, — усмехнулся он и добавил: — Судя по запаху, мне кажется, ты еще помнишь, как готовить для мужчины.
— Смысл пудинга в том, чтобы его съели, — ответила Лоис, но Ральфу показалось, она выглядела довольной, когда вновь повернулась к кастрюльке.
Еда оказалась вкусной, и они не говорили о том, что случилось в парке, пока не покончили с ней. Аппетит у Ральфа был вялый с тех пор, как бессонница стала мучить его по-настоящему, но сегодня он поел с удовольствием, запив острое жаркое Лоис тремя стаканами яблочного сидра (приканчивая последний, он с тревогой думал, что будет, если остаток дня он проведет там, где поблизости не будет туалета). Закончив есть, Лоис встала, подошла к раковине и начала наполнять ее горячей водой, чтобы вымыть посуду. Одновременно она продолжила их прежний разговор, словно это был незаконченный кусок вязанья, который она временно отложила в сторону ради другого, более срочного, дела.
— Что ты сделал со мной? — спросила она. — Что ты сделал, чтобы цвета вернулись?
— Я не знаю.
— Я словно была на самом краешке того мира, и когда ты положил руки мне на глаза, то подтолкнул меня в него.
Он кивнул, вспомнив, как она выглядела в первые несколько секунд, когда он убрал руки, — словно она только что сняла пару очков, усыпанных сахарной пудрой.
— Это было чисто инстинктивно. И ты права, это похоже на целый мир. Именно так я его воспринимаю — как мир аур.
— Он чудесный, правда? Я хочу сказать, это страшно, и, когда это случилось со мной впервые — это было в конце июля или в начале августа, — я не сомневалась, что схожу с ума, но даже тогда мне это нравилось. Я просто ничего не могла с собой поделать.
Ральф пораженно уставился на нее. Неужели он когда-то считал Лоис ненадежной? Болтливой? Неспособной сохранить тайну?
Нет, боюсь, это было чуть похуже, старина. Ты считал ее пустой бабенкой. По правде говоря, ты видел ее в основном глазами Билла: как «нашу Лоис». Может быть, не совсем так, но близко к тому…
— Что такое? — спросила она чуть неловко. — Почему ты так смотришь на меня?