Он не знал. Он знал лишь, что ему нужно время, чтобы подумать, и еще он знал, что думать конструктивно ему будет нелегко, пока он твердо не убедится, что Лоис в безопасности — по крайней мере на какое-то время.
— Ральф? У тебя опять этот потусторонний вид.
— Какой вид?
— Потусторонний. — Она резко отбросила волосы со лба. — Я придумала это слово, чтобы описать, как выглядел мистер Чэсс, когда притворялся, что слушал меня, а на самом деле думал о своей коллекции монет. Я могу распознать потусторонний вид, когда вижу его, Ральф. О чем ты думаешь?
— Я прикидывал, в котором часу ты вернешься со своей карточной вечеринки.
— Трудно сказать.
— От чего это зависит?
— От того, заглянем ли мы к Табби полакомиться шоколадными пастилками, — проговорила она тоном женщины, сознающейся в тайном пороке. — Допустим, ты поедешь прямо домой. — Тогда в семь. Может быть, в половине восьмого. — Позвони мне, как только вернешься. Позвонишь? — Да. Ты хочешь, чтобы я убралась из города, верно? Вот что на самом деле означает этот потусторонний взгляд.
— Ну…
— Ты думаешь, это противное лысое существо хочет причинить мне вред, да? — Я думаю, это возможно. — Что ж, но он может причинить вред и тебе!
— Да, но…
Но насколько мне известно, Лоис, он не носит никакие из моих украшений.
— Но что?
— Со мной все будет в порядке до твоего возвращения, вот и все. — Он вспомнил то презрительное замечание, которое она отпустила про современных мужиков, тискающих друг друга в объятиях и распускающих слюни, и попытался грозно нахмуриться. — Отправляйся играть в карты и предоставь все мне, по крайней мере пока. Это приказ.
Кэролайн или расхохоталась бы, или разозлилась, услышав такую опереточную фразу. Лоис же, принадлежавшая к совершенно другой школе женского мышления, лишь кивнула с благодарностью за то, что ее избавили от необходимости принимать решение. — Хорошо. — Она взяла его за подбородок и потянула его вниз, чтобы заглянуть прямо ему в глаза. — Ты знаешь, что делаешь, Ральф?
— Нет. Во всяком случае, пока нет.
— Хорошо. Пока ты хоть это признаешь. — Она положила ладонь ему на плечо и нежно поцеловала в уголок рта. Ральф ощутил радостный и благодарный прилив тепла к своей мошонке. — Я поеду в Ладлоу и выиграю пять долларов в покер у этих глупых женщин, которые вечно стараются поскорее набить брюхо. А вечером мы обсудим, что нам делать дальше. Идет?
— Да.
Ее легкая улыбка — больше в глазах, чем на губах, давала понять, что они, может быть, не просто поговорят а займутся кое-чем еще, если Ральф отважится… А в этот момент он ощущал в себе настоящую отвагу. И даже суровый взгляд мистера Чэсса с его места на телевизоре не мог помешать этому чувству.
Глава 14
Было без четверти четыре, когда Ральф перешел через улицу и одолел короткое расстояние до собственного дома. На него снова наваливалась усталость; он чувствовал себя так, словно он не ложился спать столетия три, не меньше. И в то же время он чувствовал себя лучше, чем за все время после смерти Кэролайн. Более собранным. Более самим собой.
Или, может быть, ты просто хочешь верить в это? В то, что человек не может ощущать себя таким несчастным без какой-то положительной компенсации? Замечательная мысль, Ральф, только не очень реалистичная.
Хорошо, подумал он, так, может, я просто немного смущен сейчас.
Он и в самом деле был смущен. Равно как и напуган, оживлен, сбит с толку и немножко возбужден сексуально. Однако одна мысль ясно разливалась в этой смеси эмоций — одна вещь, которую он должен сделать прежде всего: он должен помириться с Биллом. Если потребуется извиниться, он сумеет сделать это. Быть может, ему даже следует извиниться. В конце концов, не Билл пришел к нему и сказал: «Эй, старина, ты ужасно выглядишь, расскажи-ка мне обо всем». Нет, это он обратился к Биллу. Он решился на это с плохим предчувствием, это правда, но это не отменяет факта…
О Господи, Ральф, что же мне с тобой делать? Это был удивленный голос Кэролайн, говорящий с ним так явственно, как в первые недели после ее смерти, когда он пытался справиться с самым страшным своим горем, мысленно обсуждая с ней каждую мелочь… Порой даже вслух, если ему случалось остаться одному в квартире. Это Билл вышел из себя, а не ты, родной. Я вижу, ты и теперь стараешься грызть себя по малейшему поводу точно так же, как и раньше, когда я была жива. Наверное, какие-то вещи никогда не меняются.