[Господи Иисусе! Это другой уровень — точно, Лоис! Совсем другой!]
[Я знаю.]
[И ты справляешься?]
[Думаю, да, Ральф… А ты?]
[Как будто да, пока… Но если пол опять уйдет из-под ног, я не знаю. Пошли.]
Но прежде чем они успели вновь двинуться по зеленовато-золотым следам, из палаты 313 вышел Билл Макговерн с другим человеком, которого Ральф не знал. Они были поглощены своим разговором.
Лоис повернула искаженное ужасом лицо к Ральфу.
[О нет! Господи, нет! Ты видишь, Ральф? Ты видишь?]
Ральф сильнее сдавил ее ладонь. Он хорошо видел. Спутник Макговерна был окружен аурой сливового цвета. Она выглядела не особенно здоровой, но вместе с тем этот человек не показался Ральфу серьезно больным; просто у него было полно хронических недомоганий вроде ревматизма и камней в почках. «Воздушный шарик» такого же лилового цвета вздымался от верхушки ауры мужчины, робко покачиваясь, как дыхательная трубка ныряльщика в слабом течении.
Однако аура Макговерна была совершенно черной. Огрызок того, что когда-то было «воздушным шариком», неподвижно торчал из нее вверх. «Воздушный шарик» ребенка, окутанного грозовой тучей, был коротким, но здоровым на вид; то же, что перед ним предстало сейчас, было гниющим остатком после грубой ампутации. Перед Ральфом на мгновение возник образ такой яркости и силы, что он походил почти на галлюцинацию: глаза Макговерна сперва выкатываются, а потом выскакивают из глазниц, выдавленные потоком черных жуков. Ему пришлось на мгновение прикрыть свои собственные глаза, чтобы удержаться от крика, а когда он открыл их снова, Лоис рядом с ним уже не было.
Макговерн со своим другом шел в сторону комнаты медсестер, вероятно, к водяному фонтанчику. Лоис, тяжело дыша, бежала торопливой рысцой следом за ними. Ее аура вспыхивала вертящимися розоватыми искорками, похожими на неоновые звездочки. Ральф ринулся следом за ней. Он не знал, что случится, если она привлечет к себе внимание Макговерна, и не хотел этого знать. Тем не менее он предчувствовал, что все-таки узнает.
[Лоис! Лоис, не делай этого!]
Она не обратила на него внимания.
[Билл, постой! Ты должен меня выслушать! С тобой что-то неладно!]
Макговерн не обратил на нее никакого внимания; он болтал о рукописи Боба Полхерста «Позже, тем летом».
— Самая лучшая книга о Гражданской войне, какую я когда-либо читал, — говорил он человеку, окутанному аурой сливового цвета, — но, когда я предложил ему напечатать ее, он сказал, что об этом не может быть и речи. Представляешь? Мог получить Пулитцеровскую премию, но…
[Лоис, вернись! Не приближайся к нему!]
[Билл! Билл! Би…]
Лоис добежала до Макговерна как раз перед тем, как Ральф сумел добежать до нее. Она вытянула руку, чтобы схватить его за плечо. Ральф увидел, как ее пальцы окунулись в окружавший его мрак, а потом… скользнули в него самого.
Ее аура тут же изменилась; из серо-голубой, пронизанной этими розоватыми искорками, стала ярко-красной, как борт пожарной машины. Острые черные струи пронзили ее, как тучи крошечных роящихся насекомых. Лоис закричала и отдернула руку. На ее лице отразился ужас пополам с ненавистью. Она поднесла руку к глазам и снова закричала, хотя Ральф ничего не видел на ней. Узкие черные ленты теперь вертелись, вызывая головокружение, вокруг внешнего края ее ауры; Ральфу они показались похожими на орбиты планет, отмеченные на карте Солнечной системы. Она кинулась бежать. Ральф ухватил ее за руки выше локтей, и она слепо заколотила руками ему в грудь.
Тем временем Макговерн и его друг мирно продолжали свой путь по коридору к фонтанчику с питьевой водой, совершенно не подозревая о заходящейся в крике женщине менее чем в десяти футах позади них.
— Когда я спросил Боба, почему он не будет публиковать свою книгу, — продолжал Макговерн, — он сказал, что уж кто-кто, а я-то должен понимать причины. Я сказал ему…
Лоис заглушила его криком, похожим на пожарную сирену.
[!!!..!!!..!!!]
[Прекрати, Лоис! Прекрати немедленно! Что бы с тобой ни случилось, это уже позади! Все закончилось, и с тобой все в порядке!]
Но Лоис продолжала бороться, посылая эти беззвучные вопли прямо Биллу в голову, пытаясь сказать ему, как это ужасно, как он весь гниет, что внутри его какие-то штуковины, поедающие его заживо, и что, как это ни погано, это еще не самое худшее. Те штуковины знают, кричала она, что они поганые, и знают, что она здесь.