Триггер Вэчон не обратил на это никакого внимания; он, казалось, вообще забыл про Ральфа.
— Чдо-до, чдо мы видели? — спросил он у потолка. — Или чдо-до, чдо мы сделали? Тьфу ды, пропасть!..
Он все еще пялился в потолок и чесал затылок, когда Ральф свернул налево и, махнув на прощание рукой, повел «олдсмобил» по больничной дорожке к низкому кирпичному зданию, в котором размещалось «Женское попечение».
Теперь, когда солнце было уже высоко, там остался один-единственный охранник и не было никаких демонстрантов. Их отсутствие заставило Ральфа вспомнить все эпические ленты о джунглях, которые он смотрел в молодости, особенно те моменты в них, когда барабаны туземцев смолкали и герой — Джон Холл или Фрэнк Бак — поворачивался к своему начальнику и говорил, что ему это не нравится — слишком уж тихо. Охранник вытащил из-под мышки папку, прищурился на «олдс» Ральфа и что-то записал — номер машины, решил Ральф. Потом он зашагал к ним по дорожке, усыпанной опавшими листьями.
В этот час утра Ральф легко нашел место для десятиминутной стоянки прямо напротив здания. Он выключил двигатель, вылез из машины и обошел ее вокруг, чтобы распахнуть дверцу для Лоис, как его когда-то учили.
— Как ты собираешься уладить это? — спросила она, когда он подал ей руку и помог выйти из машины.
— Нам, наверное, придется схитрить, только давай не будем увлекаться. Идет?
— Идет. — Она на ходу пробежалась нервной ладошкой по пуговицам своего плаща, а потом осветила охранника улыбкой как прожектором.
— Доброе утро, офицер.
— Доброе утро. — Он посмотрел на часы. — Не думаю, что там сейчас есть кто-нибудь, кроме регистратора и уборщицы.
— Регистратор нам и нужен, — радостно сообщила Лоис. Это явилось новостью для Ральфа. — Барби Ричардс. Ее тетушка Симона просила ей кое-что передать. Это очень важно. Просто скажите ей, что приехала Лоис Чэсс.
Охранник обмозговал это и кивнул на вход:
— Это не обязательно. Пройдите прямо туда, мэм.
Лоис, улыбаясь еще ослепительнее, обратилась к Ральфу:
— Мы ведь не задержимся, правда, Нортон?
— Туда и обратно, — согласно кивнул Ральф. Когда они подошли к зданию, оставив охранника позади, он нагнулся к ней и пробормотал: — Нортон? Бог ты мой, Лоис, Нортон?
— Первое имя, которое пришло мне в голову, — ответила она. — Наверное, я подумала про «Медовый месяц» — Ральф и Нортон, помнишь?
— Да, — сказал он. — В один прекрасный день Алиса… бух! Прямо на луну!
Две из трех дверей были заперты, самая крайняя слева отворилась, и они вошли внутрь. Ральф сжал ладонь Лоис и почувствовал ее ответное пожатие. В тот же момент он ощутил резкую концентрацию воли — узкий и яркий луч целеустремленности и понимания. Мир вокруг него, казалось, сначала моргнул, как глаз, а потом широко распахнулся. Вокруг них обоих.
Приемная была почти подчеркнуто скромна. Плакаты на стенах по большей части были из тех, что туристические агентства высылают по цене доставки. Единственное исключение висело справа от столика регистраторши: большое черно-белое фото молодой женщины в халатике для беременных. Она сидела на высоком стуле за стойкой бара с бокалом мартини в руке. ЕСЛИ ТЫ БЕРЕМЕННА, ТЫ НИКОГДА НЕ ПЬЕШЬ В ОДИНОЧКУ — гласила надпись под фотографией. Не было никаких признаков того, что здесь делают аборты.
Ну, подумал Ральф, а ты чего ожидал? Рекламы? Плаката с извлеченным зародышем в мусорной куче? Спустись на землю, Ральф.
Слева от них грузная женщина, которой было за сорок или под пятьдесят, протирала стеклянную поверхность кофейного столика; рядом с ней стояла тележка с разнообразными моющими средствами. Ее окутывала темно-синяя аура, усеянная нездоровыми на вид черными точками, вертевшимися, как странные насекомые, над теми местами, где располагались ее легкие и сердце. Она посмотрела на вошедших с нескрываемой подозрительностью.
Прямо впереди еще одна женщина внимательно наблюдала за ними, хотя и без особой подозрительности. Ральф узнал ее по репортажу в теленовостях в тот день, когда кое-кому пришло в голову пошвырять кукол. Племянница Симоны Кастонгуэй была темноволосой, лет тридцати пяти, и выглядела почти потрясающе даже в этот утренний час. Она сидела за строгим письменным столом из серого металла, очень подходящим ее внешности, внутри лесисто-зеленой ауры, выглядевшей намного здоровее, чем у уборщицы. Ваза прессованного стекла с осенними цветами стояла на одном углу ее стола.