Нора медленно и сурово качает головой. Я не могу тебе помочь, Джесси. Ты сама по себе. Как и все в принципе. Обычно я не говорю этого пациентам, но в твоем случае, мне кажется, лучше быть откровенной.
Ты не понимаешь! Я не смогу пережить это еще раз! НЕ СМОГУ!
Да ладно тебе, не глупи, — раздраженно отвечает Нора и отворачивается, словно не в силах вынести яростного выражения на лице Джесси. — Подумаешь, большое дело. Еще никто от этого не умирал.
Джесси затравленно оглянулась (хотя по-прежнему никак не могла разогнуться) и увидела, что ее подруга Тэмми Хоу тоже исчезла, а на ее месте стоит Рут, в белых шортах и желтой майке Тэмми. В одной руке у нее — молоточек для крокета в красную полоску, в другой — сигарета «Мальборо». На лице застыла язвительная усмешка, но глаза серьезны, полны печали.
Рут, помоги мне! — кричит Джесси. — Ты должна мне помочь!
Рут глубоко затягивается сигаретой, потом бросает ее на землю и затаптывает пробковой подошвой Тэмминой сандалии. Ой как страшно, лапуля. Он всего лишь тебя ущипнет, а не засунет тебе в жопу мясницкий нож. И ты это знаешь не хуже, чем я. К тому же ты уже через это прошла один раз. Что в этом такого? Подумаешь…
Нет, он не просто меня ущипнет, не просто ущипнет, и ты это знаешь!
Ну футы-нуты, я знаю, — говорит Рут.
Что? Что это значит…
Я имею в виду, что не могу знать ВСЕГО, — кричит Рут. Ее голос пронизан гневом и болью. — Ты же мне ничего не рассказываешь, ты никому ничего не рассказываешь. Ты тогда просто сбежала и все. Удрала, словно кролик, увидевший на траве тень совы.
Я НЕ МОГЛА рассказать! — орет Джесси. Теперь она замечает перед собой чью-то тень, словно Рут накаркала. Конечно же, это не тень совы, а всего лишь тень Вилла. Она уже слышит сдавленные смешки его друзей. Знает, что он уже вытянул руку, а она так и не может распрямиться и отойти. Она бессильна изменить то, что сейчас произойдет. Джесси понимает, в чем суть кошмара.
Я НЕ МОГЛА! — снова визжит она. — Я не могла рассказать, не могла! Это бы убило маму, или разрушило нашу семью, или и то и другое сразу. Он мне так сказал! Папа мне так сказал!
Мне очень не хочется лишний раз тебя огорчать, но я все же напомню, что в декабре будет двенадцать лет, как он умер, лапуля-крохотуля. Так что можно уже и забыть об этой душераздирающей мелодраме. Он же не подвесил тебя за соски на бельевой веревке и не разжег под тобой костер.
Но Джесси не хочет об этом слышать, не хочет задумываться о своем прошлом — даже во сне. Если костяшки домино начнут валиться, кто знает, чем это может закончиться? Так что она «отключила» слух и продолжала смотреть на свою старую подругу пронзительным, жалобным взглядом, который так часто вызывал у Рут (чья внешняя непробиваемость и уверенность в себе была лишь показухой) смех, и она соглашалась сделать все, о чем бы Джесси ее ни просила.
Рут, ты должна мне помочь! Должна!
Но на этот раз умоляющий взгляд не помог. Я так не думаю, лапуля. Три Сьюзи уже в прошлом. Про молчание можно забыть. Бежать тебе некуда, а проснуться — не вариант. Это сказочный поезд, Джесси. Ты — котенок, а я — сова. И мы уже едем. Так что давай, пристегнись получше. Это экспресс.
Нет!
И тут — к ужасу Джесси — начинает темнеть. Может быть, солнце просто скрылось за тучей, но она уверена, что это не так. Солнце гаснет. Скоро летним днем засверкают звезды, и хищный филин выйдет на охоту за беспомощной голубкой. Пришло время затмения.
Нет! — опять кричит Джесси. — Это было два года назад!
Вот в этом ты не права, — говорит Рут Ниери. — Затмение не кончилось — для тебя. Для тебя солнце так и не зажглось.
Джесси открыла было рот, чтобы возразить, что Рут преувеличивает — так же, как и Нора, которая вечно пыталась разговорить Джесси, которая повторяла, что настоящее можно улучшить, но лишь разобравшись с прошлым — как будто можно улучшить сегодняшний ужин, смешав его с засохшими остатками вчерашнего завтрака. Джесси хочет сказать Рут — как сказала и Норе, когда уходила, — что есть разница между жить с чем-то и жить пленником чего-либо. Неужели вы, две идиотки, не понимаете, что Культ себя любимой это всего лишь еще один культ?! Она хочет это сказать, но прежде чем успевает открыть рот, наглая рука просовывается ей между ног — большой палец грубо поглаживает расселину между ягодицами, а остальные пальцы прижимаются через шорты прямо к влагалищу. Рука гораздо больше, чем у Вилла, и далеко не такая невинная. В магнитофоне играет гаденькая песня, три часа дня, а на небе — звезды. Вот как