«Друзья говорят, что я слишком сильно люблю…»
Пап? Папуля. Оно исчезло. Можно я…
Да, теперь можно, но когда я скажу «хватит» — это значит хватит, и ты не будешь спорить, поняла?
Она все поняла. Ведь она знала, что можно сжечь сетчатку и даже этого не почувствовать, а потом будет уже слишком поздно, чтобы как-то помочь. И это было гораздо страшнее старого филина в лесу. Но даже такая опасность не заставит ее упустить — возможно, единственный в жизни — шанс посмотреть на полное солнечное затмение хоть одним глазком.
Но кажется мне… кажется мне… — с фанатичным жаром пел Марвин, — что только так и надо любить…
Том Махо дал дочери одну кухонную прихватку и три сложенных вместе стеклышка. Он тяжело дышал, и Джесси вдруг стало его жалко. Да, он тоже испугался затмения, но он был взрослым и, конечно, никоим образом не должен был показывать свой страх. Похоже, быть взрослым — очень тяжело. Она хотела обернуться и успокоить его, но потом решила, что ему будет только хуже, и он почувствует себя глупо… Джесси прекрасно это понимала, ведь она сама больше всего на свете ненавидела чувствовать себя глупой. Она взяла стеклышки и поднесла их к глазу.
Так что, девочки, согласитесь, так быть не должно. И я хочу слышать от вас только «Да», — надрывался Марвин.
То, что Джесси увидела через стеклышки…
Глава 17
В этот момент Джесси, прикованная наручниками к кровати в летнем домике на северном берегу озера Кашвакамак — Джесси, которой было не десять, а тридцать девять и которая уже как двенадцать часов стала вдовой, — осознала две вещи. Во-первых, она спала. А во-вторых, затмение ей не снилось; скорее она переживала его вновь. Сначала она действительно думала, что это был только сон — как и тот, о дне рождения Вилла. Ведь некоторые из присутствующих там гостей были уже мертвы, а других Джесси не видела много лет. Да, это новое порождение ее сознания было таким же призрачным и нереальным, как и тот первый сон… но это было неверным сравнением, потому что и весь тот день был нереальным и призрачным. Сначала — затмение, а потом отец…
Нет уж, все, — оборвала себя Джесси. — Хватит.
Она попыталась вырваться из плена сна или воспоминаний. Ее мысленное усилие переросло в физическое, и она задергалась на кровати. Цепи наручников гулко позвякивали, пока она металась из стороны в сторону. Ей почти удалось освободиться от этого навязчивого кошмара, но лишь на мгновение. Она могла это сделать и наверняка бы сделала, но в самый последний момент передумала. Ее остановил непреодолимый, всепоглощающий ужас перед темной фигурой в углу. По сравнению с ней все, что произошло в тот день на террасе, было просто веселенькой сказочкой. Если, конечно, страшный ночной гость все еще был здесь. Если она сейчас проснется и…
А может, не стоит пока просыпаться?
И скорее всего ее заставило передумать не только желание спрятаться во сне. Какая-то ее часть была убеждена, что лучше дойти до конца — чтобы раз и навсегда покончить с этим кошмаром, чего бы ей это ни стоило.
Она успокоилась и легла на подушку. Глаза закрыты, разведенные руки подняты, как у жертвы на алтаре, бледное лицо напряжено.
— И особенно вы, девчонки, — прошептала она в темноту. — Особенно все вы, девчонки.
И опять наступил страшный день затмения.
Глава 18
То, что Джесси увидела через «смотрелку» и солнцезащитные очки, было настолько странно и ужасно, что поначалу ее сознание просто отказалось это воспринимать. Казалось, что на небе вдруг выросла огромная круглая родинка, как на подбородке у Энн Фрэнсис.
Если я разговариваю во сне, так это потому, что я уже неделю не видел свою крошку…
В этот момент Джесси почувствовала руку отца на своей правой груди. Он нежно сдавил ее, потом накрыл рукой левую и снова вернулся к правой, как будто сравнивая. Он пыхтел ей прямо в ухо, как паровой двигатель. И Джесси снова почувствовала что-то твердое, упирающееся ей в попку.
Где мне найти свидетеля? — заходился Марвин Гей. — Свидетеля, свидетеля!
Папуля, с тобой все в порядке?
Она почувствовала легкое покалывание в груди. Внутри все снова перевернулось от двух противоречивых чувств — удовольствия и боли. Жареная индейка в сладкой глазури с шоколадным соусом… но на этот раз в них вплелись тревога и смущение.