Крез, ты думаешь, что твои сокровища дают тебе право властвовать над миром; ты нападешь на Кира и будешь побежден.
Дарий, в своей тиаре из драгоценных каменьев, окруженный бесчисленными воинами, ты смеешься над Александром, но сам кончишь всеми брошенным беглецом, зарезанным в повозке по дороге в Бактриану.
А ты, Александр, да, ты, сын мой! Ты победишь Дария, заставишь трепетать три континента и воздвигнешь свою статую среди статуй олимпийских богов; но, посчитав себя сильнее пустыни, увидишь гибель своей армии в раскаленных песках Гедросии и умрешь в Вавилоне, сраженный лихорадкой, от которой какой-нибудь простой пастух наверняка бы излечился.
Нерон, ты хотел познать предел своего всевластия, приказывая тем, кто тебе не люб, уйти из жизни; ты тоже будешь вынужден убить себя и познаешь больше страха смерти, чем все принужденные тобой к самоубийству, вместе взятые.
Немесида была в начале вашего мира, будет и в конце. Она была рядом с Ураном, когда он создавал живые существа, указывая своей согнутой рукой меру, подходящую каждому. Это она определила для отдельно взятого вида его крайние размеры; рассчитала размах крыльев птицы, необходимый, чтобы удержать ее массу в воздухе; вычислила отношение веса дикой кошки к силе ее прыжка; указала ваш наилучший рост для наилучшего исполнения человеческих трудов.
Если какой-нибудь человек желает сделать добро себе подобным, он что-то создает в меру своих способностей и согласно роду своей деятельности: лекарство, дорогу, орудие, поэму. Если то же самое хочет сделать бог, он создает богов.
Когда мне пришлось снова взяться за творения Урана, я вспомнил о нарушениях меры и равновесия, в которых погрязла ваша четвертая раса, и решил добиться от Немесиды, чтобы она породила со мной богов, необходимых для вашего оздоровления. Но стоило мне приблизиться к ней, как она убегала, словно опасаясь принуждения с моей стороны.
На самом же деле она хотела подвергнуть меня испытанию, определить и мою меру тоже, напомнить, что творение становится способным к существованию и на что-то годным только в итоге долгого эволюционного усилия, когда оно — кульминация цикла воплощений, пройденных творцом. Надо пережить различные состояния и совершить своего рода внутреннее кругосветное путешествие, чтобы удалось добавить миру новую «породу».
Немесида была быстрой, а также ловкой. На моих глазах она превращается в карпа и исчезает в воде; я превращаюсь в щуку и догоняю ее. Она выпрыгивает на берег и, обернувшись зайчихой, мчится через поля; я превращаюсь в зайца и пускаюсь вдогонку. Тогда она исчезает меж двух камней и выскальзывает ужом; я становлюсь медяницей и не отстаю. Юркнув в ближайшее озеро, она взлетает с него уже дикой гусыней; я взмываю следом, обернувшись лебедем. Мы кружимся в небе; я лечу быстрее, и вскоре мои белые крылья накрывают ее серые; она рвется к воде, но и там не может от меня ускользнуть. И вот, когда я уже приступил к творению, она совершает меж моих крыльев, наполовину в воде, наполовину на земле, свое последнее превращение. Я, слишком занятый делом, остаюсь лебедем. И вдруг своим птичьим глазом, то есть довольно выпукло, замечаю на лазури неба великолепный трагический профиль с полуоткрытыми устами, а мой клюв ласкает длинные черные волосы, рассыпавшиеся по песку…
«Леда» или «Лада» на языке моего родного острова, то есть на критском, означает «женщина».
Этого достаточно, чтобы определить берег нашей любви. Таким образом, Немесида, превратившаяся в Леду, и была той женщиной, что снесла яйцо, из которого вылупились два совершенно одинаковых и неразлучных брата: Близнецы.
Кастор и Поллукс — таковы их имена. Их называют также Диоскурами, то есть Зевсовыми отроками. Они — боги физического и духовного равновесия, разумного предприятия, силы, употребленной в меру. Кастор — ловкий стрелок из лука, Поллукс — хороший борец; оба равной и поразительной красоты: они учат вас иметь бодрое и готовое к защите тело. Они приспосабливаются как к хорошим, так и к дурным условиям жизни, и если слабеет один, его замещает другой. Они отнюдь не блещут славой Аполлона или репутацией Гермеса, но знамениты своей нерушимой любовью друг к другу. В противоположность всему тому, что вас раздирает или обособляет, они — деятельное воплощение братства, того изначального достоинства, без которого ни одно ваше свершение не было бы возможным.
Родившись людьми, Диоскуры должны были иметь смертную судьбу. Однажды в бою Кастор был убит раньше, чем я успел вмешаться; я смог спасти только Поллукса, вознеся его на небо. Но Поллукс отказался от бессмертия, если брат будет лишен этого. Тогда мне пришлось принять решение: один день из двух Поллукс заменяет Кастора в Преисподней, пока Кастор пребывает среди богов. Странное решение, скажете вы, — обречь на вечную разлуку двух неразлучных! Но нет; Кастор и Поллукс счастливы, когда встречаются на полпути между небом и подземным царством, видят друг друга, могут поговорить; они счастливы даже испытывать по очереди братнюю участь. Именно в этом и проявляется настоящее братство, даже больше, чем в потребности постоянного присутствия. И, забавляясь на этих качелях, которые то возносят их к вершинам мира, то низвергают в его глубины, они вполне доказывают, что являются детьми Немесиды.