От речных нимф мы знали, что титаны и гиганты засели за высокими горными цепями от Альп до Кавказа и теперь укрепляются там. Из-за вершин доносился шум их суеты, слышно было, как они перекатывают огромные глыбы, наваливают груды метательных снарядов. А когда они упражнялись между собой в борьбе, их ревущее дыхание пригибало к земле целые леса.
Будучи осведомлен о приготовлениях Крона, я велел одному из одноглазых выковать шлем из черных туч, который его носителя делал бы невидимым. Этот шлем я вручил своему брату Аиду, чтобы тот смог незаметно окружить противника и начать внезапную атаку с тыла.
Еще я велел одноглазым, чтобы они втроем изготовили трезубец, достаточно прочный для того, чтобы им можно было раскалывать или поднимать горы. Этим трезубцем я вооружил Посейдона.
Наконец я велел выковать самому себе пучок перунов — молний-дротиков.
Потом определил порядок нашего наступления. Впереди — гекатонхейры, шеренгой, растопырив руки для схватки, держа головы таким образом, чтобы сообщать мне о расположении противника. За ними я сам, вооруженный молниями. Рядом дочь Афина, готовая меня прикрыть, с Эгидой в руках. Чуть сзади Посейдон, что, оказывая нам поддержку, расчистит путь для второстепенных божеств, которые к нам примкнули. И последними — тяжеловесные циклопы, издали направляющие свои губительные лучи в указанную мною цель.
Построив таким образом свое войско и отдав приказы, я велел предупредить Фемиду, чтобы она была готова вынести свои приговоры сразу же после победы — если добьемся победы, и Память, чтобы она хорошенько запомнила это отважное выступление против тирании.
Для передачи своих приказов я выбрал внучку Океана, прекрасную Ириду, стремительную путешественницу, которая оставляет за собой переливчатый след, пути которой — радуги. Радуга — прохождение света сквозь влажные облака — всегда предвестие. Ирида так и осталась вестницей богов.
Я подождал еще одну мировую ночь, чтобы Аид успел обогнуть укрепления титанов и затаиться на туманных северных равнинах.
Когда наконец солнечная колесница достигла предусмотренного Судьбами знака зодиака, я воздел свою пламенеющую десницу и бросил клич: «Вперед!»
Да уж! Это была ужасная битва. Завывала бескрайняя морская пучина, содрогалась земля, воздух полнился криками бойцов, и на долгие (для вас неисчислимые) дни свет померк в дыму, а ночи осветились пламенем пожарищ. Стихии так яростно сталкивались меж собой, что всполохи сражения видны были, наверное, со всех планет.
Гекатонхейры первыми пошли на приступ, явив всю свою силу. Три сотни рук срывали вершины с гор, и три сотни огромных глыб падали дождем на врага. Но гиганты отвечали равной мощью, брошенные в нас глыбы тоже сыпались со всех сторон.
Трезубец Посейдона, вспарывая питательную оболочку земли, пробивал в ней огромные бреши, в которые с грохотом низвергались водопады. Но титан Кой, гиганты Алкионей и Красный Порфирион тотчас же засыпали эти расселины лавинами камней. Доблестный Посейдон! Он не сдавался, и горы продолжали менять свои очертания. В какой-то момент Алкионей, самый могучий, рослый и дерзкий из всех гигантов, попытался вырвать у него трезубец.
Они закрутились в яростной рукопашной схватке, сплетясь в один клубок, давя все вокруг своей тяжестью.
Я тем временем взобрался на громаду Олимпа, куда отступил Крон. Опираясь одной ногой о Скалион, другой о Сераи и чувствуя, как эти шаткие подпорки ходят подо мной ходуном, я потряс молнией и выкрикнул приказ, отправляя сторуких в атаку, сам же, как только замечал в просвете пылевых туч плечо какого-нибудь титана, метал в него свои пламенные дротики. Похоже, я был прекрасен.
Я и не думал прикрываться, но меня защищала моя дорогая Афина. Сколько брошенных в меня скал отбила она, выставив Эгиду! Сколько натисков и приступов опрокинула своим копьем!
Внизу Океан и его дочери дали не менее ужасную битву морским чудовищам и фуриям — порождениям Понта. Пена этой борьбы долетала до нас.
Заметив, что Посейдон отбивается от огромного Алкионея, который пытается его задушить, я поразил гиганта молнией. Его космы вспыхнули, он, ослепленный на какой-миг, ослабил хватку и бежал, зажимая глаза руками. Посейдон вернул себе свой трезубец.
— Отец! — предостерегающе крикнула Афина.