Оба английских генерала держатся очень прямо, смотрят внимательно.
Стоящий рядом с премьер-министром наш маленький президент Рейно, с раскосыми глазами, нервно качает головой слева направо, словно хочет согнать со щеки назойливую муху.
Министры и начальники французского Генерального штаба не в силах скрыть свою подавленность.
Но не менее поразительной, чем сами новости, была безмятежность, с которой главнокомандующий излагал молниеносную стратегию противника.
А ведь никто из присутствующих не мог забыть, как на протяжении восьми месяцев «странной войны» тот же Гамелен в той же позиции перед той же картой указывал на тот же район Седана, заявляя с тем же спокойствием: «Если немцы атакуют, это будет здесь. Я их жду… И готов дать миллиард, чтобы они доставили мне удовольствие атаковать первыми».
Некоторые тем не менее вспоминали тревожный рапорт парламентской делегации, вернувшейся с фронта в марте, где указывалось на недостаточность прикрытия Арденнского сектора. «Существующие оборонительные сооружения не могут обеспечить задержку противника более чем на час — время, необходимое, чтобы поднять тревогу в случае неожиданной атаки, — писал составитель рапорта депутат Теттенже и добавлял патетично: — Есть земли, злосчастные для наших войск».
Значит, не все были слепыми. Но рапорт, отправленный министру обороны, был перенаправлен главнокомандующему, а тот положил его под сукно, усилив сектор лишь одним батальоном — милостыня, поданная национальному представительству.
Что же касается английских генералов, то им наверняка пришла на ум памятная записка их коллеги сэра Алана Брука, который вернулся после осмотра 9-й армии генерала Корапа, удерживающей Седанский затвор. Он был шокирован жалким состоянием, распущенностью, нечистоплотностью и явно низким боевым духом представленных войск. Солдаты, толком не обученные и никем не руководимые, погрязли в бездействии обманчивой войны.
Правда, главнокомандующий мог бы сказать в свою защиту, что правительства отказались применить его план атаки через Бельгию, который он выдвигал в самом начале боевых действий. Оба тогдашних премьер-министра, Эдуард Даладье и сэр Невилл Чемберлен, этому воспротивились, чтобы не нарушать нейтралитета бельгийцев, и положились на смутную, несбыточную надежду, что война обойдется без сражений, что блокада поможет одержать верх над Гитлером и в итоге удастся прийти к невесть какому соглашению. В опасные часы пацифизм — плохой советчик.
Но за восемь истекших месяцев Гамелен ни на йоту не изменил свой первоначальный и уже устаревший план. Ничто не заставило его внести изменения в стратегию, даже то, что Польша была стремительно раздавлена и, следовательно, немцы смогли перебросить освободившиеся силы на Западный фронт. Гамелен увяз в оборонительной войне, положив план наступления в долгий ящик. И даже не подумал продлить с помощью масштабных работ такую твердыню, как линия Мажино. В результате Франция оказалась в выжидательной позиции: половина границ закрыта, половина открыта.
Поджидая шанса одержать наполеоновскую победу, Гамелен расхаживал мелкими шажками по ставке, расположенной в казематах Венсенского замка, неудобство которых давало иллюзию мученического стоицизма.
Тем не менее в некоторых штабах обеспокоились этой косностью и принялись изучать невероятный план отвлечения сил противника, который состоял в том, чтобы послать семидесятилетнего генерала Вейгана, бывшего помощника маршала Фоша, с войсками из Сирии и Ливана атаковать Баку с целью перерезать противнику дорогу к нефти и подняться к северу. А в это же время другая армия, направляясь на юг из Скандинавии и Финляндии, перережет немцам железнодорожные пути. И обе экспедиции должны соединиться… рядом с Москвой. Случается, что и в армии мечтают, даже бредят.
10 мая все проснулись, содрогнувшись от внезапного немецкого наступления. И сентябрьский план Гамелена немедленно был принят к осуществлению и превосходно исполнен.