Поскольку я перед ним остановился, этот офицер, явный резервист, сказал мне тоном встревоженным и властным:
— Если встретите немцев, ни в коем случае не стреляйте.
Для этого паникера главной опасностью был я.
Глава 4
В перенаселенный Бордо продовольствие больше не поступало. Опустошенные магазины объявляли: «Нет мяса… Нет хлеба… Нет бензина… Ничего нет».
Элита, люди известные и богатые, могли тем не менее достаточно вкусно поесть в ресторане «Лакомый каплун» на улице Монтескье. Заведение было знаменито не только своей кухней, но и удивительным декором в стиле рокайль большого зала, где наиболее востребованные столики прятались в искусственных гротах из разноцветных ракушек.
Здесь в часы трапезы оказывалась добрая часть приехавших в Бордо политиков. Сюда приходили за новостями, обменивались информацией, подлинной или ложной, тут циркулировали слухи, затевались махинации.
17 июня Жорж Мандель, со вчерашнего дня переставший быть министром, обедал там в обществе своей любовницы, пышнотелой Беатрис Бретти, пайщицы «Комеди Франсез», когда перед ним предстали два жандармских офицера и попросили следовать за ними. По-прежнему бесстрастный Мандель встал, сказал своей спутнице: «Я вынужден вас покинуть. Оставляю вам заботу оплатить счет», — поклонился послу Англии, который сидел за соседним столиком, и вышел вместе с жандармами.
Зачем его схватили? Еще один удар Алибера, начальника секретариата маршала, которого последний сделал заместителем статс-секретаря. Какой-то журналист рассказал Алиберу, что Мандель, при соучастии генерала колониальных войск, которого также арестовали, велел закупать оружие и готовил заговор. Против кого? Против маршала, конечно. Генералу Лафону, все такому же усердному, но по-прежнему столь же ограниченному, был выдан ордер на арест подозрительных лиц за «действия, противные общественному порядку».
Манделя арестовали прямо в ресторане, и это не прошло незамеченным. Новость быстро облетела город.
Два новых министра, Шарль Помаре и Л. О. Фроссар, побежали к маршалу требовать объяснений. Президент Лебрен, председатели нижней палаты и сената выразили свое недоумение. Петен приказал немедленно расследовать дело.
В конце дня Манделя извлекли из жандармерии и привезли в резиденцию Петена. Тот принял его в своем салоне и сказал, что обвинение, объектом которого стал Мандель, не подтвердилось. Стало быть, он свободен.
Но Мандель не желает ничего слышать: он был арестован публично, задета его честь, поэтому он требует публичных извинений. Письменных.
Маршал повинуется и практически под диктовку Манделя приносит свои извинения.
Инцидент был больше чем оплошностью. Он свидетельствовал о недоверии и неприязни, которые пораженцы испытывали к Манделю. Этот человек воплощал собой все то, что было им противно. Его упрямая воля продолжать борьбу заставляла ушедших в сторону политиков сознавать свою нечистую совесть. Его намерение перевести правительство за границу ущемляло интересы тех, кто цеплялся за национальную почву. Опасались его авторитета, завоеванного еще при Клемансо и совсем недавно, при организации работы почтового министерства, где Мандель в рекордное время довольно суровыми методами навел порядок. И к тому же он был евреем.
Урожденный Ротшильд, но из самой скромной семьи, не имевшей никакой связи с крупными банкирами, Мандель, занявшись политикой, где знаменитая фамилия была бы ему скорее помехой, чем преимуществом, взял фамилию своей матери.
Хотя это не слишком ему помогло: со своим длинным носом, черными гладкими волосами, разделенными посредине пробором, отвислыми щеками, которые подпирал высокий крахмальный воротничок, он вполне соответствовал карикатурам, публиковавшимся в антисемитских газетенках. Ведь антисемитизм был достаточно распространен, и именно в правящих кругах. Петен был антисемитом. Вейган с пеной у рта доказывал виновность капитана Дрейфуса. И разве не сказал с детской наивностью один герцог-академик писателю-еврею: «Досадно. Вы нам очень подошли бы. Но не можем же мы избирать иностранцев»?
Эти часы ожидания стали временем колебаний и уверток. Сенаторы заседали в кинотеатре на Иудейской улице, депутаты — в школе Анатоля Франса. Но их заседания превратились в пустую говорильню.
Человек двадцать сторонников Лаваля временно разместились у Марке, в ратуше, бывшем замке принцев Роганов. Лаваль и Марке, только что назначенные министрами в правительстве Петена, были в зените своего влияния.