Выбрать главу

Прекрасная квартира Жаннетты де Бриссак на улице Пресбур, в двух шагах от Триумфальной арки, выходившая окнами на авеню Буа, стала одной из наших баз, откуда мы вели свои действия.

Маркиза де Бриссак, записавшаяся в медсестры с самого начала войны, только и ждала, чтобы вновь приступить к службе. Она сыграла важную роль в упорядочении «Победы». Эта хрупкая женщина обладала удивительной энергией.

Нашу первую экспедицию мы предприняли в окрестности Лорьяна. Немцы там сосредоточили, как и возле Руайяна, сильную группировку для организации военно-морских баз, способных контролировать Атлантику. Базы остались только в проекте, но вот войска упорно оккупировали территорию. Противостоявшие им французы были в большинстве своем участниками местного Сопротивления, собранными в отряды. Они считали себя потомками шуанов и напоминали коммунистов: сражались за свои поля и бесклассовое общество. Их далеко не в первую очередь снабжали оружием и не слишком часто упоминали. У одних из всего обмундирования была только гимнастерка, другие носили старую небесно-голубую форму войны 1914 года.

Из-за холодов несколько одеревенелых немецких трупов оставались висеть на колючей проволоке.

Наше прибытие с грузом продуктов и одежды было настоящим рождественским подарком.

Помню полуночную мессу в просторном амбаре. Роль певчего исполнял майор-резервист. Но большинство присутствующих не знали никаких религиозных гимнов. Так что мы грянули в конце службы «Песню партизан».

У Жаннетты в Анжу, на берегах Лайона, был красивый дом под названием Ла Сушери, где производили чудесное белое вино. Проведенное там время стало для меня большим счастьем.

Война смешала все: мятежные песни, сожаления, молитвы, любовь. Теперь, по прошествии стольких лет, под влиянием ностальгии я охотно написал бы: «Я всем обязан г-же де Бриссак». Это было бы преувеличением: я жил и до нее. Но она не только научила меня псовой охоте, которой была страстно увлечена, или пользованию Готским альманахом, куда была вписана, — нет, она сделала для меня гораздо больше. «Сильные мира сего» в немалой степени пронизаны духом подобных ей аристократов. Она научила меня любить так, как любили в XVIII веке: мы не разделили с ней кров, но старались, чтобы никто и никогда не мог застать нас в одной постели. И она не допускала ни малейшей нашей размолвки на людях. Ее заслуга и в том, что слово «разрыв» никогда не было произнесено. Физическая страсть, угаснув, превратилась в нежную привязанность.

Она умерла преждевременно, от порока сердца. Я вновь вижу герцогский склеп в парке, где ее гроб поставили над гробом мужа, в то время как старый доезжачий с залитым слезами лицом трубил в ее честь.

После стольких лет тень Жаннетты де Бриссак все еще рядом со мной.

Глава 4

ПОСЛЕДНИЕ ЗАЛПЫ, ПОСЛЕДНИЕ УЖАСЫ

Конец приближался. Каждый это знал или чувствовал. Немецкий людоед был смертельно ранен. Он еще нанесет тяжкие удары; еще будет много погибших и много изувеченных; тысячи людей лишатся крыши над головой. Но людоед уже не оправится. В начале 1945 года на него наступали со всех сторон.

Армия Жукова продвигалась по Померании и Бранденбургу, а армия Конева — по оси Бреслау — Берлин. Им не терпелось взять в клещи столицу рейха. Армия Паттона очищала Пфальц, армия Латтра сумела ликвидировать Кольмарский котел и закончить освобождение Эльзаса.

Народы вновь обретали свободное лицо; и в середине января в Ялте была нарисована новая карта Европы. Если войска еще пребывали в войне, то их руководители уже работали на завтрашний день.

Эти месяцы я провел главным образом на Рейне, поднимаясь по этому огромному древу войны, ветви которого пылали или иссыхали по обоим берегам.

Страсбург со своим Кельским мостом, поворотный пункт нашей истории, подарил мне несколько бессонных ночей на городских стенах, где чувствовалось, как за спиной дышит нация. Миновав Оберне с его фольклорными фасадами, я поехал в Мольшеме, решив посетить недавно сформированную 5-ю бронетанковую дивизию, которая только ждала, чтобы ринуться в бой.

Там в окружении ошеломленных офицеров штаба я увидел Андре Мальро. Из-под большого темно-синего берета выбивалась прядь волос, а башмаки с высокой шнуровкой не могли скрыть дрожание ног. Он пророчествовал о том, что будет концом века.

Я передвигался один в большом реквизированном лимузине, на крыле которого установил трехцветный флажок. Он довез меня до Люксембурга и Льежа. Льеж праздновал свое освобождение. Пивное пьянство длилось три дня.