— На помощь! На помощь! — кричал кто-то приглушенным и прерывающимся голосом.
— Мне кажется, я узнаю голос барона, — воскликнула Мод, храбро возвращаясь назад. — Где вы, милорд? — спросила девушка.
— Здесь, плутовка, здесь! — ответил Фиц-Олвин. (Его голос, казалось, доносился из-под земли.)
— Господи, Боже мой! Как вы туда угодили? — воскликнула Мод, остановившись на верху лестницы; посветив факелом, девушка увидела, что барон растянулся на ступеньках и не падает с них только потому, что дорогу ему преградил какой-то предмет.
В ярости барон пошел в ту же сторону, в какую до него ушел тот несчастный солдат, что отправился с приказом запереть ворота замка, упал и разбился насмерть; однако, поскольку под камзолом барон всегда носил панцирь, он не расшибся, скатываясь по ступенькам, а тело солдата удержало его от дальнейшего падения.
Это происшествие несколько притупило ярость владельца замка, как ливень ослабляет сильный ветер.
— Мод, — сказал он, опираясь на руку горничной и с трудом подымаясь, — Мод, Господь накажет вас за то, что вы проявили ко мне непочтение и бросили меня без света в темноте.
— Простите меня, милорд, я спешила вслед за миледи и думала, что с вами идет один из солдат с факелом. Слава Богу, вы живы и здоровы. Провидение не позволило, чтобы мы лишились нашего доброго хозяина!.. Обопритесь на мою руку, милорд.
— Мод, — сказал барон, сдерживая свое бешенство, потому что в эту минуту ему была необходима помощь горничной, — Мод, ты мне напомнишь, что пьянице, уснувшему на лестнице в погреб, следует дать пятьдесят плетей, чтобы его разбудить.
— Будьте спокойны, милорд, я это не забуду.
Они оба и думать не могли, что этот пьяница давно уже мертв; пляшущее пламя факела давало слабый свет, а барон был слишком озабочен происшествием со своей драгоценной особой, чтобы разобраться, чем испачканы ступени лестницы — вином или кровью.
— Куда мы идем, милорд? — спросила Мод.
— К моей дочери.
«Ах, бедная миледи, — подумала горничная, — как только барон поудобнее усядется в кресле, он опять начнет ее мучить».
Кристабель сидела за маленьким столиком и в свете бронзовой лампы внимательно разглядывала какой-то предмет, лежавший на ее ладони, но спрятала его, услышав шаги барона.
— Что за безделушку вы так поспешно спрятали от моих глаз? — спросил ее барон, усаживаясь в самом мягком из стоящих в комнате кресел.
— Ну, вот и начинается — прошептала Мод.
— Что вы говорите, Мод?
— Говорю, что вы, наверное, очень страдаете, милорд. Подозрительный барон гневно взглянул на девушку.
— Отвечайте, дочь моя, что это за безделушка?
— Это не безделушка, отец.
— Ничем другим это быть не может.
— Ну, значит, наши мнения на сей счет не совпадают, — ответила Кристабель, силясь улыбнуться.
— У хорошей дочери не должно быть мнений, отличных от мнения ее отца. Что это за безделушка?
— Клянусь вам, что это не безделушка.
— Дочь моя, — сказал барон на удивление спокойно, но крайне строго, — дочь моя, если предмет, который вы столь поспешно спрятали от моих глаз, не связан с каким-либо проступком и не служит напоминанием о предосудительных событиях, покажите его мне; я вам отец и поэтому должен следить за вашим поведением; если же, напротив, это какой-то талисман и вам следует краснеть за него, тем более я требую показать его мне; помимо прав, у меня есть обязанности, и одна из них — помешать вам свалиться в пропасть, по краю которой вы ходите, или вытащить нас, если вы туда уже упали. Еще раз, дочь моя, что за предмет вы спрятали у себя за корсажем?
— Это портрет, милорд, — ответила девушка, задрожав и покраснев от волнения.
— И чей же это портрет?..
Кристабель, не отвечая, опустила глаза.
— Не злоупотребляйте моим терпением… я сегодня терпелив, это правда, но все же… отвечайте, чей это портрет?
— Я не могу сказать вам это, отец.
В голосе Кристабель послышались слезы, но она взяла себя в руки и заговорила уже спокойнее:
— Да, отец, у вас есть право меня спрашивать, но я позволю себе взять право вам не отвечать, потому что мне не в чем себя упрекнуть, я не нанесла урона ни вашему, ни своему достоинству.
— Ну, ваша совесть спокойна, потому что она в согласии с вашими чувствами; то, что вы говорите, очень красиво и добродетельно, дочь моя.