Танцевальный зал освещали газовые лампы, отражавшиеся в бесчисленных гигантских зеркалах с позолоченными рамами. Площадка для танцев уже была заполнена парочками, а за резной решеткой искусной работы сидели музыканты, энергично игравшие польку. Некоторые посетители тоже красовались в вечерних фраках, что говорило о том, что это представители высшего общества, но большинство были в обычных дневных костюмах конторских служащих и средних предпринимателей.
Над танцевальным залом шла затененная галерея. Показав на нее, Эдвард сказал Хью:
— Если заведешь знакомство с какой-нибудь куколкой, заплатишь шиллинг, и тебя проведут туда. Плюшевые диваны, приглушенный свет и ничего не замечающие официанты.
У Хью закружилась голова, но не от яркого света, а от возможностей. Столько девушек вокруг, и у всех только одна цель — пофлиртовать! Некоторые пришли в сопровождении знакомых, но большинство сами по себе, желая потанцевать с абсолютно незнакомыми им мужчинами. И все одеты с иголочки, в вечерних платьях с турнюрами и низкими вырезами и в элегантных шляпках на голове. Правда, на площадку для танцев они выходили, скромно накинув на плечи плащи. Мики с Эдвардом уверяли его, что это не проститутки, а самые обычные девушки, продавщицы из лавок, горничные и портнихи.
— А как с ними знакомятся? — спросил Хью. — Не подходить же к ним напрямую, как к тем, что стоят на улице.
Эдвард указал на высокого мужчину благородной внешности во фраке с белым галстуком, на груди которого было приколото нечто вроде банта.
— Это распорядитель бала. Дашь ему на чай, и он познакомит тебя с кем захочешь.
«Странная смесь фривольности и респектабельности», — по-думал Хью. Необычная атмосфера его возбуждала.
Полька закончилась, и некоторые танцоры вернулись к своим столикам. Оглядев столики, Эдвард воскликнул:
— Разрази меня гром! Это же Толстяк Гринборн!
Хью посмотрел в том же направлении и увидел своего товарища по школе, ставшего еще толще, с выпирающим из-под белого жилета круглым брюхом. Рядом с ним сидела на удивление красивая девушка.
— Может, присоединиться к ним? — вполголоса спросил Майкл.
Хью хотелось рассмотреть девушку поближе, и он охотно согласился. Все трое прошли между столами.
— Вечер добрый, Толстяк! — весело поприветствовал знакомого Эдвард.
— И вам тоже здрасьте, — ответил Гринборн. — Правда, сейчас меня называют Солли.
Хью то и дело встречал Солли в Сити, финансовом центре Лондона. Солли уже несколько лет работал в главной конторе банка своего семейства, располагавшейся всего лишь за углом от Банка Пиластеров. Эдвард же в отличие от Хью проработал в Сити всего несколько недель, и потому до сих пор не встречался с Солли.
— Мы подумали, не подсесть ли к тебе, — беззаботно сказал Эдвард и внимательно посмотрел на девушку.
Солли повернулся к своей спутнице.
— Мисс Робинсон, позвольте представить вам моих школьных друзей: Эдвард Пиластер, Хью Пиластер и Мики Миранда.
Реакция мисс Робинсон была неожиданной. Она сильно побледнела, несмотря на яркие румяна, и спросила:
— Пиластеры? Уж не родственники ли Тобиаса Пиластера?
— Моего отца звали Тобиас Пиластер, — ответил Хью. — Откуда вам известно это имя?
Девушка быстро пришла в себя.
— Мой отец работал на предприятии «Тобиас Пиластер и Ко». В детстве я всегда думала: кто же такой «Ко»?
Все рассмеялись, неловкое напряжение спало.
— Так что, присядете? — спросила мисс Робинсон.
На столе стояла бутылка шампанского. Солли налил немного в бокал мисс Робинсон и приказал официанту принести еще бокалы.
— Ну, за воссоединение старых друзей по Уиндфилду! Кстати, знаете, кто еще здесь? Тонио Сильва!
— Где? — быстро спросил Мики.
По всей видимости, ему было неприятно узнать, что Тонио находится рядом, и Хью удивился почему. Насколько он помнил, в школе Тонио всегда побаивался Мики.
— На танцевальной площадке, — ответил Солли. — Танцует с подругой мисс Робинсон, мисс Эйприл Тилсли.
— Можете звать меня Мэйзи, — сказала мисс Робинсон. — Я не такая уж любительница церемоний.
С этими словами она озорно посмотрела на Солли.
Официант принес тарелку с омарами и поставил перед Солли. Солли заправил салфетку за воротник и принялся за еду.
— А я думал, вам, евреям, нельзя есть раков и моллюсков, — сказал Мики с некоторым ехидством в голосе.