— Я бы предпочел разобраться в ситуации без таких крайних мер, — нерешительно заявил Джозеф.
Августа понизила голос до вкрадчивого шепота. В такие моменты Хью всегда казалось, что она говорит неискренне, словно пытающийся мурлыкать дракон.
— Я нисколько не сомневаюсь, что ты придумаешь, как разрешить это дело, — сказала она и заискивающе улыбнулась. — Поедешь сегодня в парк? Мне хотелось бы прогуляться в твоей компании.
Джозеф отрицательно покачал головой.
— Мне нужно присутствовать в банке.
— Какая досада! Сидеть в пыльном и душном кабинете в такой прекрасный день!
— В Болонье паника, понимаешь ли.
Хью заинтересовали его слова. Со времен «Венского краха» произошло еще несколько банкротств банков и ликвидаций крупных компаний в разных частях Европы, но слово «паника» употреблялось впервые. До сих пор Лондон оставался в стороне от финансовой бури. В июне учетная ставка, этот термометр финансового мира, поднялась на семь процентов — не слишком высокое повышение, к тому же она уже снова опустилась до шести процентов. Но, возможно, сегодня ожидается какое-то особое известие.
— Я уверена, что эта паника нас не коснется, — сказала Августа.
— Пока мы принимаем меры, нет, — ответил Джозеф.
— Но ведь сегодня выходной! В банке никого не будет, никто даже не подаст тебе чай!
— Уж как-нибудь проживу полдня и без чая.
— Тогда я через час пошлю к тебе Сару. Она принесет твой любимый вишневый пирог и сделает чай.
Хью подумал, что ему предоставляется неплохая возможность.
— Можно, я пойду с вами, дядя? Вам может понадобиться помощник.
Джозеф отрицательно помотал головой.
— Нет, ты мне не понадобишься.
— Он может выполнять для тебя кое-какие мелкие поручения, — сказала Августа.
— Или дать кое-какой совет, — ухмыльнулся Хью.
Джозеф не оценил шутки.
— Я буду просто следить за телеграфными сообщениями и решать, что делать завтра, когда откроются рынки.
— Мне бы все равно хотелось пойти, просто из интереса, — настаивал Хью, хотя и сам понимал, что допускает глупость.
Джозеф не терпел, когда ему надоедали.
— Я же сказал, что ты мне не нужен, — выпалил он раздраженно. — Поезжай в парк с теткой, ей понадобятся сопровождающие.
С этими словами он надел шляпу и вышел.
— У тебя, Хью, настоящий талант выводить из себя людей, — сказала Августа. — Бери шляпу и выходи, я уже готова.
Хью не хотелось ехать с теткой, но раз уж Джозеф так решил, то ничего не оставалось делать. К тому же ему было любопытно проверить слухи о Львице, поэтому он не стал возражать.
В холл вышла дочь Августы, Клементина, также в полном параде и готовая к прогулке. В детстве, когда они играли вместе с Хью, Клементина вечно на него ябедничала. Когда ей было семь лет, она попросила Хью показать «петушка», потом рассказала обо всем матери, и Хью сильно выпороли. Теперь, в двадцать лет, она выглядела копией своей матери, только была менее властной и более ехидной.
Все они вышли на крыльцо, и кучер помог им сесть в экипаж. Это была новая коляска, покрашенная в синий свет, которую везла пара серых меринов, — выезд, достойный супруги богатого банкира. Августа и Клементина сели на заднее сиденье, а Хью расположился напротив них, спиной к дороге. Верх коляски был откинут, потому что вовсю сияло солнце, но дамы открыли солнечные зонты. Кучер щелкнул кнутом, и они тронулись.
Чуть позже они выехали на Саут-Кэрридж-Драйв, заполненный до предела, как и утверждал автор письма в «Таймс». Здесь сотнями разъезжали верхом на лошадях мужчины в визитках и цилиндрах и сидевшие в седле боком дамы в разноцветных великолепных платьях; протискивались мимо друг друга блестевшие свежими красками десятки экипажей разных видов — открытые и закрытые, двухколесные и четырехколесные; дети ездили на пони, парочки прогуливались пешком. Все двигались медленно, что позволяло лучше разглядывать коней, экипажи, платья и шляпы. Августа разговаривала с дочерью, а Хью время от времени только кивал и поддакивал.
— Вон леди Сент-Энн в шляпке а-ля Долли Варден! — воскликнула Клементина.
— Такие шляпы вышли из моды год назад, — сказала Августа.
— Угу, — кивнул Хью.
Мимо них проехал еще один экипаж, в котором Хью увидел свою другую тетку, Мадлен Хартсхорн. Он подумал, что ей бы еще бакенбарды — и была бы вылитый брат Джозеф. С Августой у них установились доверительные отношения, и вместе они заведовали всей общественной жизнью семейства. Заведовала в этом союзе, конечно, Августа, но Мадлен всячески ее поддерживала.