— Немцы не так теперь нахально летать стали, — сказал громкий бас, и все согласились с этим замечанием.
— Верно, верно, не так…
— Это после таранов.
— Боятся таранов…
Мысли Синцова, уже и так полусонные, запутались окончательно; ему показалось, что он летит куда-то. С этим ощущением полета он и заснул, последним усилием подняв голову с колен и откинув ее к стене.
Проснулся он оттого, что кто-то мягко толкал его в плечо:
— Товарищ, а товарищ…
Он открыл глаза. Метро было почти пусто, только кое-где виднелись одинокие фигуры. Молодая женщина, скатав матрасик, увязывала его бечевкой. Рядом с ней стоял пятилетний паренек в ушанке.
— Это я вас толкала, вы извините, — сказала женщина, — но вы так долго спали со вчерашнего дня, и я подумала, может, вы работу проспите…
— Да, да, — вскинулся Синцов. — А что… а сколько времени?
— Да уже семь.
— Семь?!
Он удивленно посмотрел на нее и только теперь понял, что проспал ночь напролет.
Прошли ровно сутки, и Синцов стоял снова перед тем же самым зданием райкома. В половине окон вылетели стекла, их забили фанерой, выкрашенной под цвет стен. Наискосок от райкома четырехэтажное здание было срезано как ножом.
Синцов пришел сюда прямо из метро и потому, что его потянуло сюда, и потому, что у него были основания: Елкин сам велел ему зайти еще раз, если он не найдет Юферева. Он не нашел вчера Юферева и вот пришел сюда еще раз. Он открыл дверь в вестибюль. Милиционер сидел на прежнем месте, только щека и глаз были у него забинтованы. «Наверное, поранило стеклами», — догадался Синцов.
— Как бы вызвать товарища Елкина? — спросил он, подходя к милиционеру. — Он сказал, что его можно вызвать.
— Нет его. Раненый. В госпитале, на перевязке…
— А когда он будет?
Милиционер пожал плечами.
Синцов стоял перед ним, не зная, что делать. Он пришел, почему-то уверенный в успехе. Он увидит Елкина; тот, как и обещал, уже звонил Юфереву; сейчас он прямо отсюда попадет к райвоенкому, и так или иначе его судьба решится. И вдруг все снова выходило не так.
Что же делать? Ждать здесь Елкина, идти искать Юферева или возвратиться на Крымскую площадь?
С минуту он простоял в нерешительности, глядя на пол, засыпанный мелким стеклом, а когда поднял голову, то увидел елкинского соседа по комнате. Малинин шел мимо, по коридору, большой, угрюмый, глядя в одну точку перед собой, и, обернув носовым платком ручку, нес алюминиевую кружку. Он шел, ни на кого не глядя, но, проходя мимо Синцова, вдруг повернулся так, словно еще издалека смотрел в его сторону.
— Чего опять пришел? — спросил он своим ворчливым голосом. — Не нашел Юферева?
Синцов молча покачал головой.
— К Елкину пришел? Нет Елкина, — продолжал Малинин с таким выражением лица, словно ему было приятно сообщить это Синцову.
— А вы не знаете, — спросил Синцов, — он не говорил насчет меня с военкомом?
— Ничего он не говорил, забыл… — как нечто само собой разумеющееся, сказал Малинин. И совершенно неожиданно для Синцова буркнул милиционеру: — Пропусти ко мне. Пойдем!
Так они и вошли во вчерашнюю комнату, — впереди Малинин с кружкой кипятка в руках, а сзади Синцов, недоумевающий, зачем его позвал этот угрюмый человек.
— Садись! — кивнул Малинин на топчан и, поставив кружку на подоконник, прислонился к стене.
Его собственная койка была уже по-солдатски, без единой морщинки, заправлена, поэтому он и не сел на нее.
— А что, сильно ранило его? — кивнув на пустой топчан и имея в виду Елкина, спросил Синцов.
— По шее полоснули… До свадьбы заживет!
— Осколком или стеклом?
— Финкой, — отозвался Малинин и, увидев глаза Синцова, добавил недовольно: — Чего удивился? Думаешь, в Москве сейчас финки в ход не идут? Шпана московская тоже не спит, свое дело делает… А Елкину, конечно, нос нужно сунуть… — не то с похвалой, не то с осуждением сказал Малинин. — Проезжал ночью, увидел: магазин потрошат — ну и наган в пятерню: руки вверх!.. Вот и резанули финкой. Хорошо, не один был — положили шпану на месте!
Теперь можно было понять, что Малинин одобряет действия Елкина, а говорит все это недовольным тоном просто по привычке.
— А ты чего удивился? — снова спросил он Синцова. — В такое время, по закону природы, все дерьмо на поверхность лезет. Глядишь иногда и думаешь: неужто все ведро с дерьмом? Нет, неправда, шалишь!
Он, видимо, вспомнил что-то крайне разволновавшее его и не мог остановиться:
— И клопы старого режима тоже поближе к щелям держатся, чтоб выползти в случае чего! Одному в морду дал вчера своей рукой… — Он поднял тяжелый кулак и посмотрел на него, как бы удивляясь сам себе. — Где же моя выдержка, спрашивается? Была выдержка, а пришел день — и ее не хватило… Значит, не нашел военкома? — прервал он себя.