— Так оно и бывает. Когда человек испугается трудностей — он ничего уже не может решить. А у меня тогда и вправду не было выхода. Но, как говорится, «хочешь избавиться от нарыва, не бойся и вскрой его». И я решил продать землю. А потом думаю: мне терять нечего, сгоняю-ка я еще разок в Чжоуцзякоу, куплю что-нибудь подходящее и, может, вылезу из долгов.
— Тебя все на легкую наживу тянет! — ответил Дуншань. — Разве можно не трудиться? Сейчас не старое время. Ты вот поплети несколько месяцев циновки да как следует обработай и засей свою землю, тогда тебе незачем будет заниматься перепродажей скота! И не сторонись людей, прислушивайся к ним.
— Спасибо тебе на добром слове, Дуншань, запали мне твои речи в душу. Да и жена твоя уговаривала меня не продавать землю. Страшно, когда не с кем посоветоваться. А друзья помогут найти выход из любой беды. Это ведь благодаря тебе старый Чан Шань занял мне пять доу пшеницы и сказал: «Бери, Чжан Шуань! С кем беды не случается».
— Ты не узнавал, может кредитное общество ссудить тебе двести тысяч юаней?
— Управляющий не возражает. Но говорит, ссуду дают только на три месяца. Мне надо сейчас еще тысяч двести — триста. Может, выручишь?
Лаодин тяжело вздохнул.
— Моего отца не переспоришь! Ему ведь уже перевалило за шестьдесят. Не хочу его расстраивать. Жизнь у него была тяжелая, сам знаешь. И сейчас, когда ему удалось скопить немного денег, неудивительно, что он трясется над ними. Но будь уверен! Коммунисты не допустят, чтобы ты разорился, чтобы вместе с детьми оказался на улице. Я соберу членов бригады взаимопомощи, поговорю с народом, и мы сообща поможем тебе.
«Плохо, значит, я знаю своего сына. Мне бы в голову не пришло, что он не хочет меня расстраивать», — подумал Лаодин.
— Ты не бойся, выкрутишься, — продолжал между тем Дуншань. — Дядюшка Чан Шань дал тебе немного пшеницы, кредитное общество поможет и наша бригада взаимопомощи тоже. Ты будешь делать циновки, попрошу кого-нибудь поговорить с твоим свояком, чтобы пока оставил тебя в покое. А ты тем временем заработаешь кое-что и постепенно выплатишь ему долг. Вот и дело с концом!
— Я знаю, Дуншань, — раздался взволнованный голос Чжан Шуаня. — Ты не любишь пустой болтовни. Но поверь мне: в деревне все, от мала до велика, знают, что ты за человек. Ты коммунист, и все говорят о тебе только хорошее. — И, понизив голос, добавил: — Всем известно, что отец твой человек темный, и никто не станет из-за него на тебя обижаться.
Последние слова он произнес совсем тихо, но Лаодин их отчетливо слышал.
— За последние два года мой отец изменился к лучшему, — возразил Дуншань. — Помнишь, как я поругался с ним в позапрошлом году, когда вступал в бригаду взаимопомощи? Я своего добился, и это главное. Мелкие раздоры между мной и отцом — чепуха, тем более что трудится он изо всех сил. Вот я и подумал, что ссориться с ним, как это бывало раньше, не годится... Знаешь, — продолжал Дуншань, — я долго уговаривал отца не покупать твою землю, и вчера он наконец согласился со мной. «Нельзя нам покупать землю у Чжан Шуаня, — сказал он. — Давно еще мы вместе с его отцом несколько лет кряду таскали уголь — ведь оба бедняками были». Но деньги дать в долг он боится. — Дуншань рассмеялся.
— Я-то знаю дядюшку Лаодина, — быстро проговорил Чжан Шуань. — Он человек справедливый. Ему самому когда-то пришлось поставить крестик под договором о продаже земли, и он хорошо знает, что это значит для крестьянина. Мой отец часто говорил: «Только после смерти увидим мы с дядюшкой Лаодином землю». Кто тогда знал, что с приходом коммунистической партии все так изменится? Если бы отец мой дожил до наших дней...
Лаодин не мог больше слушать, смахнул рукой набежавшие слезы, вернулся в дом и упал на постель.
8
Ясное августовское утро свежо и прозрачно, как вода в осенней реке. Ветер доносит до крестьян, убирающих урожай, аромат созревших хлебов, отчего сердца их переполняются радостью.
Лаодин поднялся ни свет ни заря и отправился в поле, чтобы поговорить с сыном о делах. Старик решил вырыть в низине колодец, а после осенних работ поставить водяное колесо. Когда он шел вдоль гаолянового поля, навстречу ему попался Чжан Шуань. Лаодин хотел было заговорить с ним, но тот поспешно нырнул в гаолян.
— Эй, Чжан Шуань! Погоди! Я хочу тебе что-то сказать! — громко крикнул Лаодин.
Чжан Шуаню ничего не оставалось, как подойти к старику.
— Заходи вечерком. Я дам тебе взаймы тысяч триста, — одним духом выпалил Лаодин.
— Мне? — вытаращил глаза Чжан Шуань.