Вождь Изонго еще не закончил вопроса, как руки уже взметнулись вверх, словно винтовки солдат, берущих по команде «на плечо». Некоторые подняли обе руки, а некоторые, считая, что подняли руки первыми, махали ими, чтобы привлечь внимание Вождя Изонго. Но Вождь Изонго не дарил взглядов тем, кто лежал у него в кармане. Тот, кого он считал последней преградой на пути, стоял перед ним, и Вождь смотрел на него так, будто хотел засмотреть до смерти. Не сводя глаз с Около, он сел и велел передать по кругу кувшин с вином.
С улыбкой-улыбкой на губах Около смотрел на Изонго, и страх вползал в сердце Изонго, и тогда он глотал вино. И когда Около сказал с улыбкой-улыбкой на губах, что будет хранить свои мысли в сердце, если ему развяжут руки, кувшин с вином замер у рта Изонго. Старейшины тоже умолкли. Вождь Изонго, раскрыв широко глаза, смотрел на Около и вдруг зашептал что-то в уши Абади. И Абади в свою очередь зашептал в уши Вождя Изонго.
— Нам мало, чтоб ты хранил свои мысли в сердце, — оскалив зубы, сказал Изонго. — Мы развяжем тебе руки только тогда, когда ты станешь одним из нас.
— Нет! — воскликнул Около. — Нет! Никогда!
Изумление охватило Изонго, Абади и всех Старейшин. Они переглядывались друг с другом. Изонго затряс головой, как человек, который хочет прочистить голову.
Изонго и Старейшины оцепенели от изумления, Около же повернулся к ним спиной и пошел. Он прошел немного шагов, когда услыхал за спиной топот бегущих ног. Но он не оглядывался. Он шел. Он услыхал, как владельцы бегущих ног окликают его по имени. Однако он шел дальше. Он знал, что бегущие ноги почти касаются его пяток, и слышал дыхание бегущих людей. Руки упали ему на плечи. Около остановился.
— Изонго хочет, чтобы ты вернулся, — сказал один из гонцов, дыханье его ходило взад-вперед, как поршень у паровоза. Около повернулся и, не сказав ни слова, зашагал к дому Изонго.
— Я… мы… я хочу сказать, что мы тут добросердечные люди, тихие, как вода, — проговорил Изонго, воздевая глаза к оку небесному, словно стараясь постичь причину всех сразу чудес природы. — Наши сердца податливы, словно вода, сколько бы ты ни твердил, что сердца наши — камень. И глаза наши нежны, им больно смотреть на страдания. Мы о тебе размышляли даже тогда, когда ты повернулся к нам спиной и ушел. Лучший наш сын Абади сказал мне английскую поговорку, которая, как мне кажется, прекрасно подходит к тебе: когда я тебя не вижу, тебя нет в моем сердце. — Изонго, прищурясь, уставился на Около. — Ты должен покинуть наше селенье. Нам слишком больно видеть твои страдания. Но мы добрые люди, поэтому, если ты станешь одним из нас даже сейчас, мы развяжем тебе руки, и тебе не придется более биться головой о камни.
Изонго взглянул на Абади, ища поддержки, и советник важно кивнул три раза. Старейшины тоже закивали головами. Глядя на них, Около сказал себе, что его слова лишь разобьются о них, как яйцо разбивается о камень. Поэтому он опять повернулся спиной и пошел.
Войдя в свой дом, он увидел Старейшину Тебеовеи со старой газетой в руках.
— Садись, Около. Меня никто не прислал, — ответил он на вопрошающий взгляд Около. — Я не ходил к дому Изонго.
Около сел на кровать, так как единственный его стул занимал посетитель. Тебеовеи заговорил, уставясь в ладонь, будто читал на ней незримые письмена:
— Тебе не под силу то, что ты делаешь. Я мало ходил в школу, зато я убил в этом мире лет намного больше, чем ты. Так, как делаешь ты, ничего добиться нельзя. От того, что я вижу вокруг, сердце мое болит не менее, чем твое.
Но ни я один, ни мы с тобой вместе не можем изменить их сердца. Во всех вселился дурной дух, и, если ты не впускаешь его в сердце, люди твердят, что дурной дух вселился в тебя. Поэтому я всегда сижу и молчу. Когда мне что-нибудь скажут, я соглашаюсь. Что бы они ни делали, я соглашаюсь, поскольку они не тащат ямс у меня изо рта. Послушай мое поучительное слово: переменись и поступай, как все.
Он поднял свой взгляд с ладони и посмотрел на Около.
Около поднял свой взгляд с пола и посмотрел на Тебеовеи.
— Как я могу изменить мое сердце? — сказал он. — Стул, на котором ты сидишь, сделан из дерева абура, дешевого, мягкого дерева. Верно?
— Да.
— Так что ты подумаешь о человеке, который скажет, что этот стул сделан из дерева ироко?
— Может быть, он не знает?
— Я говорю о том, кто знает, что такое абура и что такое ироко.
— Тогда этот человек не хочет говорить правду.
— Я знаю, что это абура, и когда другой человек, который знает, что это абура, говорит другим, что это ироко, по-твоему, я должен тоже считать, что это ироко?