ПЕРСОНАЖИ В ЭПИЗОДАХ.
СТАРИК. ЗАКОНЧЕННЫЙ ЦИНИК, ВСЮ ЖИЗНЬ ПРОЛЕЖАВШИЙ НИЧКОМ, ЧТОБЫ, КАК ОН ОБЪЯСНЯЕТ, НИКТО НЕ ВСКАРАБКАЛСЯ НАВЕРХ ПО ЕГО ПЛЕЧАМ. НА МИТИНГЕ ЭНТУЗИАСТОВ ОН, НЕ МЕНЯЯ ПРИВЫЧНОГО ПОЛОЖЕНИЯ, ТВЕРДИТ С БЕСКОНЕЧНЫМ ТЕРПЕНИЕМ, ПОРОЖДЕННЫМ УВЕРЕННОСТЬЮ В СОБСТВЕННОЙ ПРАВОТЕ, ЧТО САМЫЕ СТРАСТНЫЕ КЛЯТВЫ РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО НЕ СТОЯТ, ПОТОМУ ЧТО ГЕРОЙ, ПОДНЯВШИСЬ ПО СПИНАМ ЭНТУЗИАСТОВ, ПРИВЫКНЕТ К ВОЗДУХУ ВЕРХОВ И ПОТОМ НЕ ЗАХОЧЕТ СПУСТИТЬСЯ ВНИЗ. ОН ОБЪЯСНЯЕТ, ЧТО НЕ ИСПЫТЫВАЕТ НИКАКОЙ ВРАЖДЫ К ТЕМ, КТО СТРЕМИТСЯ НАВЕРХ, НО С ОПАСНОСТЬЮ ДЛЯ ЖИЗНИ ПОДСТАВЛЯТЬ ИМ СВОИ ПЛЕЧИ — НЕТ, НА ЭТО ОН НЕ СОГЛАСЕН.
МУЖЧИНА СРЕДНИХ ЛЕТ ПО ПРОЗВИЩУ ДЯДЮШКА ПРОГРЕСС. ЗАНУДЛИВЫЙ ОПТИМИСТ; УВЕРЕН, ЧТО УГНЕТЕННЫЕ СПАСУТСЯ, ЗАБИРАЯСЬ ПООДИНОЧКЕ В КВАДРАТ, КОТОРЫЙ, ПРОГЛОТИВ ВСЕХ УГНЕТЕННЫХ, БЕСКОНЕЧНО РАСШИРИТСЯ, И КРУГ САМ СОБОЙ ОТОМРЕТ.
СКОРБЯЩАЯ ЖЕНЩИНА, НА КОТОРУЮ НИКТО НЕ ОБРАЩАЕТ ВНИМАНИЯ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ОНА НЕ ПЕРЕСТАЕТ ТВЕРДИТЬ, ЗАЛАМЫВАЯ РУКИ, ЧТО КВАДРАТ НЕ ПРИМЕТ В СЕБЯ УГНЕТЕННЫХ, ЧТО ОН ПРОСТО УНИЧТОЖИТ КРУГ; ПОРОЙ ОНА ГОВОРИТ ТАК, СЛОВНО УГНЕТЕННЫЕ УЖЕ МЕРТВЫ, НАЗЫВАЯ ИХ ПРИЗРАКАМИ, ДУХАМИ И ПР.
РАЗГНЕВАННАЯ ЖЕНЩИНА, ПОГРУЖЕННАЯ В СОМНАМБУЛИЧЕСКОЕ ОТЧАЯНИЕ. ВРЕМЕНАМИ ПРИХОДИТ В СЕБЯ И ПРЕДРЕКАЕТ КВАДРАТУ ГИБЕЛЬ.
МЫСЛИТЕЛЬ. ИНТЕЛЛЕКТУАЛ, НЕОБЫЧАЙНО РАДИКАЛЬНЫЙ НА СЛОВАХ И РЕШИТЕЛЬНО НЕДЕЕСПОСОБНЫЙ. СО СТОРОНЫ КАЖЕТСЯ, ЧТО ОН ВСЕ ВРЕМЯ ДУМАЕТ, ОДНАКО ОН НАХОДИТСЯ В СОСТОЯНИИ,
БЛИЗКОМ К ТРАНСУ, И ВЫХОДИТ ИЗ НЕГО ЛИШЬ В МИНУТЫ ИНТУИТИВНЫХ ОЗАРЕНИЙ; ТОГДА ОН С ПАФОСОМ НАЧИНАЕТ РАЗГЛАГОЛЬСТВОВАТЬ ОБ УНИЧТОЖЕНИИ КВАДРАТА СИЛАМИ САМОГО КВАДРАТА.
ДВА ХОРА.
ПЕРВЫЙ — ОБИТАТЕЛИ КРУГА — ЧЕРНЫЙ, ТУПОЙ, ОБРЕЧЕННО ПОКОРНЫЙ.
ВТОРОЙ — ЖИТЕЛИ КВАДРАТА — БЕЛЫЙ, СВЕРКАЮЩИЙ, ПОБЕДОНОСНО САМОДОВОЛЬНЫЙ.
НЕКОТОРЫЕ ЖИТЕЛИ КВАДРАТА, СОБИРАЯСЬ НЕБОЛЬШИМИ ПЛОТНЫМИ ГРУППКАМИ, ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ СПУСКАЮТСЯ В КРУГ, ГДЕ ВЫСМАТРИВАЮТ КАНДИДАТОВ В ГЕРОИ, А КОГДА ТЕ ЗАБИРАЮТСЯ В КВАДРАТ, ИЗОЛИРУЮТ ИХ ОТ УГНЕТЕННЫХ С ПОМОЩЬЮ ПОДАЧЕК И ЛЕСТИ.
В этом месте Асанте Смит громко закашлял и прервал Баако.
— У вас, знаете ли, весьма странные взгляды, — сказал он.
— Странные для кого? — спросил Баако, но никто ему не ответил. Глядя на лица своих коллег, он не видел даже проблеска заинтересованности… даже проблеска живой мысли. Все было мертво и безмолвно. Баако взял свой рабочий блокнот и, мгновение поколебавшись, захлопнул его.
— Во всяком случае, — сказал Асанте Смит, — мы не можем тратить пленку на кинодрамы.
— Нам как раз доставили новую партию пленки, — напомнил ему кто-то с дальнего конца стола.
— Я знаю. Но она уже распределена. Ведь приближаются великие национальные празднества. День рождения Основоположника, День свободы, Фестиваль свободной молодежи. Да и очередная годовщина Независимости не за горами. У нас будет много работы.
— Пленка понадобится на Главу правительства? — Баако вовсе не собирался задавать такой вопрос, да еще таким тоном, но реакция была мгновенной: все участники совещания просто окаменели, а сам Асанте Смит вытаращился на него с разинутым ртом.
— Да, мистер Онипа, — наконец отчеканил он, — государственная кинопленка понадобится для съемок Старейшин, завоевавших для нации свободу.
Гариба, Ариети, Самоа, Краббе, Еасильфие, Бейден, Ашонг, Ван дер Пуйе, Менса, Кофи — операторы, режиссеры, один сценарист — все онемевшие, окаменевшие. Баако перевел взгляд на Асанте Смита.
— Кто-нибудь еще хочет высказаться? — ледяным тоном спросил тот.
Молчание.
— Значит, все. Мне надо идти, — спокойно сказал Асанте Смит. И — чуть помедлив: — Сегодня будут распределяться телевизоры. Первыми их получат работники Резиденции и Президентского совета, затем чиновники Кабинета министров, а то, что останется, будет роздано ответственным сотрудникам телекорпорации.
— А как… — начал Баако, но решил не продолжать. Однако Асанте Смит услышал начало фразы и, выжидающе глядя на него, спросил:
— Что вы хотели сказать, мистер Онипа?
— Как насчет плана распределения телевизоров по всей стране и установки их в деревнях?
— Да-да, — сказал Асанте Смит, — как насчет этого плана? — Он издевательски хмыкнул, встал из-за стола и вышел, подзывая на ходу своего шофера. Все облегченно зашевелились, но о только что закончившемся совещании никто не сказал ни слова. Глядя на ожившие, осмысленные лица людей, можно было предположить, что совещания просто не было.
Баако вышел из зала совещаний, спустился в центральный холл и по длинному коридору, разделявшему первый этаж на два съемочных павильона, зашагал к выходу. Оказавшись во дворе, он увидел, что большие ворота левого павильона распахнуты настежь, а внутри стоят телевизоры в коричневых коробках, украшенных эмблемой какой-то японской фирмы — серебряный факел с молнией вместо пламени. У ворот длинной вереницей стояли персональные легковые машины и ведомственные грузовые фургоны, а несколько голых по пояс рабочих грузили в них телевизоры. Тут же топтался чиновник с воткнутым в шевелюру карандашом; он отдавал грузчикам отрывистые приказания и, забирая у шоферов ордера, иногда обменивался с кем-нибудь из них парой слов: