21
Выйдя из лодки, мы стали подыматься на гору. Милостивый Боже, все, что исходит из Твоей руки, имеет свое полезное предназначение, но к чему возвел Ты эти горы и усыпал их в таком количестве камнями - для меня тайна, я не вижу от камней пользы ни для зверя, ни для человека.
Карабкались мы долго, несколько часов, покуда не вышли к источнику, и здесь я опустился на землю, обессиленный, задыхающийся, с натертыми ногами. Оглядевшись, я убедился в правдивости того, что слышал от людей про безлюдные высокогорные края. Вокруг, куда ни бросишь взгляд, одни только голые серые скалы в красных, желтых и бурых прожилках. Ни былинки не растет в россыпях мертвых камней, вниз уходят ужасные пропасти, наполненные льдами, и простираются кверху, чуть не соприкасаясь с небом, искристые, ослепительные снежинки.
Впрочем, я нашел среди камней несколько цветков. Как будто сам Создатель этой дикой и мрачной пустыни посмотрел на нее и ужаснулся, и, набрав внизу, в долине, немного цветов, разбросал их на голых вершинах. И цветы эти, отобранные Божественной рукой, расцвели несравненной красотой небесной. Мальчик показал мне то растение, корни которого мне надлежит выкапывать, а заодно и кое-какие травы, полезные и целебные для человека, среди прочих - золотистую арнику.
Отдохнув час, мы продолжили путь и шли еще долго, так что я уже едва передвигал ноги. Наконец, очутились на пустынной прогалине, со всех сторон окруженной высокими черными скалами. Посреди прогалины стояла жалкая хижина, сложенная из диких камней, в боковой стене ее зияло низкое отверстие - вход. Вот, объяснил мне мальчик, отныне мое обиталище. Мы вошли, и сердце у меня сжалось. Внутри было пусто - только стояла широкая скамья, присыпанная сеном из альпийских трав, предназначенная служить мне ложем. В углу находился очаг, перед ним сложено несколько поленьев и горкой составлена простая кухонная утварь.
Проводник мой схватил котелок и убежал, а я, растянувшись на земле перед хижиной, принялся созерцать дикую и грозную природу этого места, где мне предстояло приготовить душу к принятии/духовного сана. Вскоре возвратился и он, неся котелок обеими руками, и приветствовал меня радостным возгласом, который отразился от окружающих скал тысячей разноголосых бормотании. Даже после краткого одиночества я был так рад снова увидеть человеческое лицо, что чуть было не отозвался на его возглас столь же неподобающим криком. Как же я смогу жить неделями один в этом безлюдье?
Мальчик поставил котелок передо мной на землю - он оказался полон молока. Потом достал из-за пазухи лепешку желтого масла, красиво облепленную альпийскими цветками, и белоснежный сыр, завернутый в ароматные травы.
Вид этот восхитил меня, и я спросил его в шутку:
- Так стало быть, масло и сыр произрастают здесь среди камней, и тебе посчастливилось найти источник, текущий молоком?
- Ты, может быть, и способен совершить такое чудо, - ответил мальчик, а я просто спустился к Черному озеру и попросил для тебя пищи у молодых женщин, которые там живут.
Он достал муку из подобия кладовки при хижине, развел огонь в очаге и принялся месить тесто.
- Значит, мы не одни в этой пустыне? - спросил я. - Объясни мне, где находится озеро, на берегу которого живут такие щедрые люди?
- Черное озеро, - ответил он, щурясь от дыма, - вон за той вершиной, и на обрыве над ним стоит молочное хозяйство. Но место там дурное. Озеро такое глубокое, что доходит до самого ада, через трещины в скалах слышно гудение и треск пламени и вопли грешных душ. А уж свирепых злых духов там такое множество, как нигде в целом свете. Смотри, остерегись. При всей твоей святости, как бы тебя там не прихватили хвори: за молоком, маслом и сыром можно ходить и к Зеленому озеру, дальше вниз. Но я скажу этим женщинам, чтобы присылали тебе провизию сюда, они будут рады услужить; а если ты еще по воскресеньям согласишься читать у них проповедь, они за тебя даже самому черту глаза вырвут.
Как только мы поели - а я в жизни не пробовал пищи вкуснее, - мальчик бросился на землю и тут же на солнцепеке уснул, подняв такой жизнерадостный храп, что я при всем желании долго не мог последовать его примеру.
22
Я проснулся. Солнце уже спряталось за пиками окружающих гор. Сначала мне показалось, будто это все еще сон, но скоро я очнулся и осознал всю безмерность моего одиночества, когда услышал в отдалении бодрые возгласы уходящего мальчика. Он, как видно, пожалел меня будить и отправился в обратный путь, не попрощавшись, так как ему было важно спуститься к Зеленому озеру до наступления темноты.
Я вошел в хижину. Там вовсю полыхал огонь в очаге, и рядом были сложены заготовленные дрова. Юный служка позаботился и о моем ужине, выставив к огню молока и хлеба. А также взбил солому на жесткой скамье и постелил сверху кусок шерстяной ткани, за что я ему очень благодарен.
Освеженный продолжительным сном, я допоздна задержался снаружи у входа в хижину. Прочитал молитвы, обратясь лицом к серым скалам под ночным небом, где на черном бархате весело мерцали звездочки. Здесь, наверху, они куда ярче, чем в долине, кажется, встань на самую высокую вершину, протяни руку достанешь.
Под этим ночным небом, иззолоченным звездами, я провел большую часть ночи, заглядывая в свое сердце и прислушиваясь к своей совести, как будто я в церкви стою коленопреклоненный пред алтарем и чую ужасное присутствие Господа. Наконец душа моя наполнилась божественным покоем, и как прижимается дитя к материнской груди, так и я преклонил голову к твоей груди, о Природа, наша всеобщая мать!
23
Никогда еще я не видел такого великолепного рассвета! Горные пики зарделись румянцем и словно просвечивали насквозь. Воздух, серебристо-прозрачный, был так свеж и чист, что казалось, с каждым глотком его вдыхаешь новую жизнь. Тяжелые, белые капли влаги, как после дождя, висели на редких травинках и стекали с каменных граней.
В то время как я читал утренние молитвы, довелось мне волей-неволей познакомиться с моими соседями. В продолжение всей ночи, мешая спать, громко верещали сурки, теперь же, при свете дня, они скакали вокруг, точно зайцы. Над головой кружили коричневые коршуны, приглядываясь к порхающим в кустах пташкам и к лесным мышам, шныряющим между камнями. По временам неподалеку проносились стайкой легконогие серны, спешащие на травянистые уступы над пропастями, а в вышине надо всеми парил одинокий орел, возносясь все выше и выше в небо, как душа, очистившаяся от греха.