Ущелье слез...
Муж ушам не поверил, но он не выносит препирательства и смолчал. Ты сказала это скорее всего в пику мне, но слезы-то льешь не ты одна. Я не меньше тебя думаю о детях. Я считаю, что семья для меня — самое главное. Чуть закашляет ночью ребенок, и я просыпаюсь сам не свой. Мне ужасно хочется и жилье подыскать получше, и жизнь тебе с детьми наладить, только руки никак не доходят. Я и так работаю на пределе сил. Не исчадие же ада я, в самом деле. У меня никогда не хватит духу со спокойной совестью бросить жену и детей на произвол судьбы. А насчет карточек и регистрации, так я не то что не знаю, просто у меня нет времени интересоваться подобными вещами.
...Все это отец произносит про себя, высказаться у него не хватает решимости, кроме того, он почти уверен, что не стоит заводить разговор, который жена не поддержит. И он, как бы размышляя вслух, произносит с легким нажимом:
— Найми прислугу.
Жена тоже не очень-то разговорчива и, когда к ней обращаются, сохраняет невозмутимую самоуверенность (и не одна она, все женщины, в общем, таковы).
— К нам никто не пойдет.
— Поищешь — так найдешь. Должен же найтись человек, который согласится у нас жить!
— Но ты утверждаешь, что все равно прислуга у меня будет плохо работать.
— Этого я...
Отец и в самом деле так думает, но предпочитает промолчать.
— Ну хоть бы кого-нибудь наняла!
Когда мать с малышкой за спиной уходит из дома по делам, отцу приходится присматривать за старшими детьми. Да еще что ни день — в доме человек десять гостей.
— Хочу сходить позаниматься в своей рабочей комнате.
— Прямо сейчас?
—Да. Понимаешь, работу надо закончить сегодня вечером.
Я говорю правду, но больше всего мне хочется сбежать от уныния и тоски, царящих в доме.
— Сегодня вечером я собираюсь навестить сестру.
Я знаю, что ее сестра серьезно больна. Когда жена отправляется к ней, мне приходится возиться с детьми.
— Так вот, наймешь кого-нибудь! — резко говорю я. Едва дело доходит до родственников жены, как настроение у нас обоих безнадежно портится.
Жить — страшно трудно. Со всех сторон стягивают тебя цепи, едва шевельнешься — кровь брызнет струей.
Я молча встаю, достаю из ящика стола пакет с рукописью, сую в рукав кимоно, завязываю в черное фуросики разлинованную бумагу, словарь и с безразличным видом ухожу из дома.
Мне уже не до работы. В голове одна мысль — в петлю или в воду. И я иду прямой дорогой туда, где можно выпить.
■— Милости просим!
— Выпьем! Сегодня на тебе опять чертовски красивое кимоно.
Нравится? Я знала, что в полоску — твое любимое.
— Сейчас с женой поссорился. До смерти надоело сидеть взаперти. Выпьем. Сегодня останусь ночевать. Останусь, и все тут!
Родителей надо ставить выше детей, считаю я, но куда уж таким родителям до детей...
Подали вишни.
В нашей семье детям не перепадает лакомств. Вишен они, пожалуй, и не видывали. Угостить ребят — вот будет им радость! Ахнут, когда придет отец, надев на шею, наподобие кораллового ожерелья, связанные ниткой веточки вишен.
Но отец ест набухшие кровью вишни, ест с отвращением и выплевывает косточки, а в душе упрямо и вызывающе звучит: «Родителей надо ставить выше детей».
СКАЗКИ
СКАЗКИ76
Вместо предисловия
«Ну вот, опять», — отец поднялся, отложив перо. Обычно, услыхав сигнал тревоги, он не двигался с места и, только когда начинали грохотать зенитные орудия, бросал работу, надевал своей пятилетней дочке защитный капюшон и, взяв ее на руки, спускался в бомбоубежище. Там уже сидела жена с двухлетним сыном на спине.
— Слышишь? Совсем рядом...
— Да, рядом. Ну и теснота здесь!
— А по-моему, как раз то, что нужно. В слишком большом убежище всегда можно в один прекрасный день оказаться погребенным заживо.
— И все-таки можно было бы хоть чуточку его расширить.
— Можно, конечно, только не сейчас: земля мерзлая, копать трудно. Оттает немного, расширю. — Пытаясь успокоить жену неопределенными обещаниями, он прислушивался к тому, что передают по радио.
Жена затихла, но тут же захныкала пятилетняя дочка: «Хочу наверх, пойдемте наверх, хочу домой...» Успокоить ее могло лишь одно — книжка с картинками: «Сказка о Момотаро», «Гора Кати-кати», «Воробей с отрезанным язычком», «Как черти старика вылечили», «Рыбак Урасима», — и отец открывал книгу, начинал читать. Несмотря на изношенное платье и неказистую внешность, он знал лучшие дни и когда-то даже владел удивительным искусством — сочинять истории.
76
Желающих прочесть эти сказки в их традиционном виде отсылаем к изданию «Японские народные сказки». М., 1958.