Словом, я уверен, что не ее следует винить в происшедшем. Есть здесь и еще одна маленькая загвоздка. Всем хорошо известно, что, когда Урасима открыл раковину (или шкатулку), оттуда вырвался столб белого дыма, и юноша тотчас превратился в дряхлого трехсотлетнего старца. Все предания об Урасиме обычно заканчиваются словами типа: «Ах, не надо, не надо было открывать шкатулку», «Вот ведь как нехорошо получилось», «Да, как ни жаль его было...» Мне же такой конец кажется совершенно необоснованным. Ведь тогда получается, что прощальный дар Морской Принцессы, подобно сосуду Пандоры, наполненному духами бедствий, был орудием мести или наказания. Выходит, что Принцесса подарила Урасиме эту раковину (а, если вы помните, она подарила ее молча, с улыбкой всепрощения), затаив в сердце обиду, не простив ему ни малейшего проступка, с мыслью сурово наказать его.
Только пессимист может вообразить, что Принцесса способна была сыграть с ним такую шутку, причем сыграть не злонамеренно, а просто по недомыслию. Бывает, конечно, что так называемые благородные люди, сами того не замечая, заставляют окружающих тяжко страдать, но это другое дело. Остается неясным, как существо, исполненное истинного благородства, могло преподнести столь сомнительный подарок? Возьмем сосуд Пандоры — в нем были заключены мириады всевозможных несчастий: смертельные болезни, страх, злоба, горести, сомнения, ревность, гнев, ненависть, испепеляющие страсти, раскаяние, низость, алчность, лживость, леность, грубость...
Как только Пандора сняла с сосуда крышку, духи бедствий, словно рой крылатых муравьев, вылетели наружу и заполнили всю землю, не оставив и пяди свободного пространства. Однако когда испуганная Пандора опустила голову и заглянула в опустевший сосуд, то на самом дне она заметила драгоценный камешек, сверкавший, словно маленькая звездочка. Говорят, что на этом камне было написано одно слово — «надежда». И этот камень вернул румянец мертвенно-бледным щекам Пандоры. Ибо с тех пор, какой бы злобный дух бедствия ни угрожал человеку, именно в «надежде» черпал он мужество, позволявшее ему противостоять несчастьям. Подарок же Принцессы не оставлял пути к отступлению. Просто дым. И нежданно-негаданно — перед вами трехсотлетний старец. Даже если вдруг на миг представить себе, что в раковине осталась еще маленькая звездочка «надежды», исправить положение было уже нельзя. Урасима стал дряхлым трехсотлетним стариком, а дарить надежду трехсотлетнему старцу — не похоже ли это на злую насмешку? В общем, никакой, даже самой маленькой лазейки. Единственное, что могло бы скрасить положение, — «святое примирение». Но ведь Урасиме было уже триста лет, а когда человеку триста, он уже и так достаточно примирен с жизнью, так что надобность в таком сомнительном даре отпадает. Все тщетно, и ничего не поправишь. Приходится признать, что получил он довольно-таки неприятный по трок. Ничего не поделаешь, остается только опустить в отчаянии руки, либо cогласиться с мнением некоторых иностранцев, считающих, что японские сказки куда более жестки, чем древнегреческие мифы. А досадно, что ни говори. Кроме того, вряд ли стоит дискредитировать Морской дворец, место более чем достойное. Все это, вместе взятое. заставляет искать некий высший смысл в чудесном даре Принцессы. Даже если исходить из того, что несколько дней, проведенные в Морском дворце, соответствуют нескольким сотням лет на земле, остается неясным, зачем надо было дарить эти годы Урасиме столь замысловатым образом. Вот если бы Урасима превратился в седовласого старца сразу же после того, как вышел на сушу, тогда другое дело. Или если бы любовь Принцессы обладала силой сохранить ему вечную молодость...