А смотреть здесь было на что. Не успели руки лечь в желоба подлокотников — надпалубное пространство волшебно слилось с пространством внепалубным и сразу открылся — как распахнулся — вид на земную поверхность по пути следования экспресса. Ухищрениями видеотехники обзор был скорректирован по высоте орлиного полета: кресло с изумляющей достоверностью мчалось вперед, ветер овевал лицо, а внизу стремительно, плавно, как это бывает во сне, проплывали, сменяя друг друга, детали рельефа субэкваториальной полосы востока Африки — пятнистые извивы речных долин, зеркала озер и водохранилищ, красные плеши саванн, темно-зеленые ковры плантаций, пестрота неровностей нагорных плато с белыми конусами башен погоды и похожими на этикетки черными прямоугольниками гисолярных реакторов и гелиоустановок. Автоматика объявила расчетное время пролета мимо вершины Килиманджаро, и к назначенному сроку в пространстве возник фронтальный ряд видеокресел, «пилотируемых» преимущественно стариками.
«Не помешаю? — осведомился на геялогосе румяный, седоусый видеопилот-сосед — лицо и шея в пигментных пятнах. — Добрый день, ювен». — «День добрый, патрей». — «Выпьем тоника? Нет? Предпочитаете кофе… Тоже нет? Правильно. И не пейте. В чистом виде кофе никогда не пейте. С борта экспресса вершина Килиманджаро выглядит кляксой от мороженого, говорю я вам. До нее отсюда больше ста километров. Но вблизи впечатляет. Я сам два раза взбирался на этот вулкан. Нет, я не альпинист. Пэм Соло, гляциолог. Слышали о таком? Не слышали. Значит, ваша профессия далека от гляциологии. Простите, вы… космофизик. Я так и думал. На вулканах бывали? На каких? Алаид! О, Ключевской!.. Фудзияма?! Когда? Это еще до катастрофического извержения. После бывали? Нет? Побывайте, ювен. Глазам не поверите… В отпуске, значит? Я сразу догадался, что вы в отпуске. И куда направляетесь? Готов держать пари, на Финшелы! Нет?! Странно. Сегодня все летят на Финшелы. Я лечу на Финшелы, и нам с вами было бы по пути. Кстати, ваше лицо кажется мне знакомым. Не приходилось ли нам…» — «Не приходилось, патрей». — «Вы уверены?» — «Да. У меня очень цепкая память. Вот, к примеру, теперь я запомню вас на всю жизнь». — «Не уходите, ювен, прошу вас! Мы не успели толком поговорить».
Чтобы встать и уйти, нужен был повод. Он не знал, что сказать. По счастливой случайности, именно в этот момент бывшего гляциолога поглотил вертящийся видеококон, наполненный мельтешением красок, образов, строк — автоматика выдала предусмотрительному заказчику свежий выпуск местных новостей. Заказчик тщетно пытался внушить роботрону свое недовольство (в спешке никак не мог разобрать выдавленный на подлокотнике номер), видеококон цепко держался вокруг Пэма Соло. Иллюзию вращения оптического «пузыря» создавала быстрая смена фрагментов информационного коллажа. Новостей было много, можно было встать и спокойно уйти. Он так и сделал. У выхода обернулся — в радужной круговерти видеовыпуска дважды мелькнуло лицо Винаты… И еще он заметил то, чего замечать ему не хотелось: следом шел к выходу молодой человек, который, наверное, не ожидал, что он обернется. У молодого человека были мягкие, вкрадчивые движения, быстрые глаза и жесткие, непослушные волосы, быстроглазого он уже трижды видел у себя за спиной, и теперь пришло время делать правильный вывод (неправильный он успел сделать несколько раньше в доброжелательной атмосфере Лунного экзархата). Он медлил. Смотрел в лицо соглядатаю и сознавал неотвратимость катастрофы. Правильный вывод означал катастрофу: двухлетняя мечта о свободном отпуске на земле вылетает в трубу… И неожиданно для себя он решился — возбудил пси-радиацию нужной ритмичности. Едва соглядатай с ним поравнялся, он тихо, но внятно сказал: «Не ходите за мной, ювен. Отправляйтесь отдыхать в свою каюту. Расслабьтесь. Ваши глаза говорят мне, что вам совсем не мешает поспать. Спать, спать, спать, спать…» Молодой человек несколько мгновений постоял с застывшим взглядом оледенелых глаз, качнувшись, тронулся с места и, осторожно ступая, точно слепой, исчез в коридоре. И больше не появлялся. Впрочем, это уже не имело значения. Сам факт обнаружения слежки, в сущности, перечеркивал все. Перечеркивал ожидания, надежды, планы… решительно все.