Ломоносов живо откликается на различные примечательные события в мире науки. 26 мая 1761 года, во время редкого астрономического явления – прохождения Венеры по диску солнца – он сам проводит наблюдения и открывает, что эта планета «окружена знатною воздушною атмосферою».
Ломоносов сознавал свою историческую роль и стремился закрепить свое дело. Везде нужны были сведущие люди, но их недоставало. Ломоносов хлопочет о «приведении Академии наук в доброе состояние», о том, чтобы наладить состоявшие при ней и влачившие жалкое существование Гимназию и Университет, насчитывающий всего несколько студентов. Но дело подвигалось туго. Опираясь на поддержку И. И. Шувалова, Ломоносов добивается основания и открытия в 1755 году первого русского университета в Москве. Скоро ставший на ноги Московский университет отблагодарил своего подлинного основателя, издав в 1757 году с большой роскошью первый том собрания сочинений Ломоносова, за которым в 1759 году последовал и второй.
Но Ломоносов не оставляет мечты о преобразовании захудалого Академического университета и его инавгурации – т. е. торжественного публичного открытия с провозглашением дарованных ему прав и привилегий. «Мое единственное желание состоит в том, чтобы привести в вожделенное течение Гимназию и Университет, откуду могут произойти многочисленные Ломоносовы», – писал он 17 апреля 1760 года И. И. Шувалову (с. 220–221). Дело застопорилось. 30 января 1761 года Ломоносов отправил входящему в силу академическому чиновнику Г. Н. Теплову увещевательное письмо, где заявил: «За общую пользу, а особливо за утверждение наук в отечестве, и против отца своего родного восстать за грех не ставлю… Что ж для меня надлежит, то я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятельми наук российских бороться, как уже борюсь двадцать лет; стоял за них смолода, на старость не покину» (с. 234).
Ломоносов составлял различные проекты и доношения о важнейших нуждах, а то просто и порывисто писал послания И. И. Шувалову, где излагал свои заветные мысли. 1 ноября 1761 года он представил ему «Письмо о размножении и сохранении российского народа» и обещал прислать свои заметки «О истреблении праздности», «О исправлении земледелия», «О лучшей государственной экономии» и др.
В 1758 году Ломоносов возглавил Географический департамент Академии наук, где велись наинужнейшие работы по изучению и картографированию необъятной страны, рассылались экспедиции для астрономических съемок и точного определения положения различных мест.
Ломоносов отчетливо сознавал роль и значение металлургии в развитии страны. «Военное дело, купечество, мореплавание и другие государственные нужные учреждения неотменно требуют металлов, которые до просвещения, от трудов Петровых просиявшего, получаемы были от окрестных народов, так что и военное оружие иногда у самих неприятелей нужда заставляла перекупать через другие руки, дорогою ценою», – писал он в посвящении к своей книге «Первые основания металлургии, или Рудных дел», выпущенной им в 1763 году, руководства для горных инженеров и рудознатцев. Ломоносов никогда не забывал, что он начал свою научную деятельность как металлург. Он включил в свою книгу обширное сочинение «О слоях земных», содержавшее глубокие и оригинальные воззрения на геологическое прошлое земли, и стихотворный отрывок из натурфилософской поэмы «О природе вещей» Лукреция Кара для подтверждения своей мысли, что рудные ископаемые иногда «обнажает» (открывает) сама природа.
В 1763 году Сенат по предложению Ломоносова принял решение о снаряжении полярной экспедиции для отыскания Северо-восточного морского пути. Ломоносов собирает сведения о ледовой обстановке в Океане, беседует с вызванными для этой цели поморами, конструирует новые приборы для морской навигации. Экспедиция, напутствованная Ломоносовым, ушла в море после его смерти, постигшей его 4(15) апреля 1765 года. Он был погребен в Александро-Невской лавре при большом стечении народа.
Годы, наступившие после возвращения Ломоносова в Петербург, были ознаменованы подъемом русской поэзии. Появились новые имена, среди которых прежде всего надо назвать А. П. Сумарокова, принявшего участие в возникающих спорах о свойствах русского стиха, в частности ямба и хорея, и об их пригодности для различных жанров. Споры разрешались на практике, что привело к своеобразным поэтическим состязаниям. В 1743 году Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков согласились испытать свои силы в «преложении» 143-го псалма, чтобы на деле доказать справедливость своих мнений. Результаты состязания были опубликованы в следующем году отдельной книжкой, без указаний имен поэтов, предлагая любителям поэзии догадаться, кому из них принадлежит каждое. В предисловии, написанном Тредиаковским, с гордостью подчеркивалось, что «российские стихи» ныне являются «в совершеннейшем виде и с приятнейшим слуху стоп падением, нежели как старые бесстопные были…». Эту заслугу Тредиаковский, разумеется, приписывал себе, но он теперь уже не настаивал на особых достоинствах и преимуществах хорея перед ямбом, а утверждал, что «никоторая из сих стоп сама собою не имеет как благородства, так и нежности…». Все зависит от характера изображения, «так что и иамбом состоящий стих равно изобразит слаткую нежность, когда нежные слова приберутся, и хореем высокое благородство, ежели стихотворец употребит высокие и благородные речи». Тредиаковский сообщал, что другой поэт (это был Ломоносов) настаивает на преимуществах ямба и утверждает, что эта стопа «высокое сама собою имеет благородство, для того что она возносится снизу вверьх, от чего всякому чувствительно слышна высокость ее и великолепие, и что, следовательно, всякой Героической стих, которым обыкновенно благородная и высокая материя поется, долженствует состоять сею стопою; а хорей, с природы нежность и приятную сладость имеющий сам же собою», по его мнению, «должен токмо составлять элегической род стихотворения и другие подобные, которые нежных и мяхких требуют описаний». Сумароков разделял мнение Ломоносова. В этом теоретическом споре прав был Тредиаковский. Стихотворный размер сам по себе еще не определяет ни жанровую пригодность, ни эмоциональный фон произведения. Но в отдельных литературах возникает традиция восприятия ямба и хорея, определяющая тяготение к ним различных жанров. В русской поэзии возобладала ямбическая традиция.
Ломоносов писал переложение псалма, находясь под домашним арестом после стычки с академическим начальством, почти сплошь состоявшим из иноземцев. И он сумел вложить в перевод псалма личную горечь и негодование. Песнопевец у него, обращаясь к богу, восклицает:
Мягче звучит, также написанное ямбом, переложение Сумарокова:
Переложение Тредиаковского было выполнено хореем:
Переложение псалмов привлекало Ломоносова и своим идейным содержанием и техническими трудностями. Передать свое восприятие оригинала, остаться верным ему, найти нужное стилевое решение и раскрыть его поэтическую выразительность было заманчивой задачей. Он отдавал себе отчет о трудностях и помехах, которые мог встретить. На том же поприще трудился Тредиаковский, переложивший стихами всю Псалтирь. Он встретил придирчивое сопротивление Синода, и большинство его «преложений» осталось неопубликованными. 27 января 1749 года Ломоносов писал В. Н. Татищеву: «Совет Вашего превосходительства о преложений псалмов мне весьма приятен, и сам я давно к тому охоту имею, однако две вещи препятствуют. Первое – недосуги; ибо главное мое дело есть горная наука, для которой я был нарочно в Саксонию посылан, также химия и физика много времени требуют… второе – опасение, ибо я не смею дать в преложении другого разума, нежели какой псаломские стихи в переводе имеют. Так, принявшись прелагать на стихи прекрасной псалом 103, для того покинул, что многие нашел в переводе погрешности» (т. е. в церковнославянском переводе, – с 95–96). Все же Ломоносов перевел еще несколько псалмов и отрывок из библейской книги Иова, названный им «одой». Спор многострадального Иова с жестоким библейским богом изложен с потрясающей силой.