Безосновность воли, действительно, и признали там, где она проявляется наиболее очевидно, как воля человека, и назвали последнюю свободной, независимой. Но в то же время из-за безосновности самой воли проглядели необходимость, коей всюду подчинено ее проявление, и объявили действия свободными, чем они быть не могут, так как всякое отдельное действие вытекает со строжайшей необходимостью из влияния мотива на характер. Всякая необходимость, как уже сказано, только отношение следствия к причине и никак не что иное. Закон основания — общая форма всякого явления, и человек в своей деятельности, подобно всякому другому явлению, должен быть ему подчинен. Но так как в самосознании воля познается, непосредственно и сама в себе, то в этом сознании заключается и сознание свободы. Но упускается из виду, что индивидуум, лицо — уже не воля сама в себе, а уже проявление воли, и как такое уже определено и вошло в форму явления, — закон основания. Из этого происходит та изумительная вещь, что всякий априорно считает себя вполне свободным, даже в своих отдельных действиях, и думает, что может каждую минуту начать новый образ жизни, что значило бы сделаться другим. Но апостериори, по опыту, он находит, к своему удивлению, что он не свободен, а подчинен необходимости, что, несмотря на все планы и размышления, он не изменяет своих действий и вынужден с начала и до конца своей жизни проводить тот же, самим же им осуждаемый характер, как бы до конца разыгрывая принятую на себя роль. Здесь я не могу распространить этих соображений, так как в качестве этических они принадлежат к другому месту этого сочинения. Я желаю между тем только указать на то, что явления самой в себе безосновной воли, как таковой, все-таки подчинены закону необходимости, т. е. закону основания, чтобы необходимость, которой следуют явления природы, не возбраняла нам признать их за манифестации воли.
До сих пор признавали за проявление воли лишь те изменения, которые, кроме мотива, т. е. представления, не имеют другого основания. Поэтому в природе приписывали волю только человеку и в крайнем случае животным, так как познание, представление, конечно, как мной уже в другом месте упомянуто, есть настоящий и исключительный характер животности. Но что воля действует и там, где ею не руководит познание, видим мы преимущественно в инстинкте и художественных стремлениях животных. Что они обладают представлениями и познаниями, здесь не входит в соображение, так как цель, в виду которой они так действуют, как будто бы она была познанным мотивом, остается совершенно ими не познанной. Поэтому их действия в этом случае происходят без мотива, не под руководством представления, и показывают нам впервые и наиболее очевидным образом, как воля действует и вне всякого познания. Годовалая птица не имеет представления о яйцах, для которых она вьет гнездо; молодой паук — о разбое, для которого натягивает паутину; также и муравьиный лев — о муравье, которому он в первый раз роет яму; личинка жука оленя прогрызает в дереве дыру, для своего превращения, вдвое длинней, когда ей предстоит быть самцом-жуком, чем когда ей быть самкой, чтобы в первом случае приготовить место для рогов, о которых она еще не имеет представления. В таких действиях животных, как и во всех остальных, деятельность воли очевидна; но воля тут действует слепо и хотя сопровождается познанием, но не направляется им. Если мы раз пришли к убеждению, что представление в качестве мотива не составляет необходимого и существенного условия деятельности воли, то легче станет признавать деятельность воли- и в случаях, где она менее очевидна, и, вследствие этого, например, мы также мало станем считать домик улитки за продукт ей самой чуждой, познанием руководимой воли, как и дом, который мы сами строим, признавать произведением чуждой нам воли. Мы признаем, напротив, оба дома за произведение в обоих явлениях объективированной воли, которая в нас действует по мотивам, а в улитке еще слепо, в виде образовательного стремления, направленного наружу. И в нас та же воля многократно действует слепо: во всех функциях нашего тела, не руководимых познанием, во всех его жизненных и растительных процессах, пищеварении, кровообращении, отделениях, росте, размножении. Не только телесные отправления, но само тело вполне, как выше доказано, есть проявление воли, объективация воли, конкретная воля: все, что в нем происходит, должно поэтому происходить посредством воли, хотя в этом случае воля не руководствуется познанием, не определяется мотивами, а действует слепо, по причинам, которые в этом случае называются раздражениями.