– Хватит!
Слава собрался после обеда идти на аэродром, но, едва от него отодвинули тарелки, почувствовал непреодолимую сонливость. Многочасовое путешествие на морозе, а потом непривычное количество пищи привели к тому, что он заснул тут же на стуле, да так, что растолкать его не было никакой возможности. Кончилось тем, что Хильда одела его сонного, а Ермаков на руках снес его в избу к Ховрину и положил на койку Серова. Слава спал так крепко, что за много часов ни разу даже не пошевельнулся. А тем временем карьера его быстро развивалась: он был мобилизован, зачислен краснофлотцем в аэродромный батальон, поставлен на довольствие и определен на работу в вещевой склад.
Лунин торопился в штаб полка, и потому первый его разговор с Ховриным был короток.
– Ну, как вы тогда?.. Перевезли?.. – спросил Ховрин.
– Да, перевез… благополучно… – ответил Лунин, нахмурясь,
Ховрин понял, что о той женщине с детьми, которую Лунин назвал в Ленинграде своей женой, говорить не нужно, и замолчал.
– Что это вы пишете? – спросил Лунин. – Для газеты?
– Нет, не для газеты, – ответил Ховрин. – Комиссар дивизии приказал кое-что написать, да вот не получается. Всё черкаю…
Действительно, по столу было разбросано несколько исписанных и перемаранных листов бумаги.
– Это у вас-то не получается! – сказал Лунин. – Не поверю.
– Честное слово, не получается! Сколько часов уже пишу, а так ничего и не написал…
На следующее утро Лунин повел Славу к месту его службы – на вещевой склад. Чтобы дойти до склада, нужно было пройти деревенскую улицу почти до конца, и они зашагали по рыхлому снегу. Слава сначала, по своему обыкновению, бежал впереди и подпрыгивал, но потом стал отставать, и Лунину приходилось останавливаться и поджидать его. Бойкий и ничего не боявшийся, Слава на этот раз оробел. Он даже побледнел, и чем ближе они подходили к складу, тем медленнее перебирал ногами.
– А нужно сказать: явился в ваше распоряжение? – спросил он.
– Нужно, – ответил Лунин.
– Константин Игнатьич, войдите вместе со мной. Хорошо? Ну, пожалуйста…
Перед избой, в которой помещался вещевой склад, расхаживала девушка-часовой, в тулупе, в валенках, с автоматом на груди. Вся команда, обслуживавшая вещевой склад аэродрома, состояла из девушек-комсомолок. Все они были землячки, с Урала, небольшого роста, плотные, всем им было по восемнадцати лет, и все они добровольно пошли на фронт в конце 1941 года. Они находились в непосредственном подчинении у сержанта Зины – высокой, сухощавой девушки со строгим лицом.
Лунин и Слава вошли в избу. Увидев Лунина, сержант Зина встала из-за стола, великолепным жестом придвинула правую руку к правому виску и щелкнула каблуками кирзовых сапог. "Прибыл в ваше распоряжение" получилось у Славы очень невнятно. Но Зина всё уже знала от Ермакова, и разъяснять ей ничего не пришлось.
– Сейчас мы тебя оденем, – сказала она.
Позади стола до самого потолка громоздились вороха черных шинелей, бушлатов, брюк. С этих ворохов на Славу со смехом и любопытством глядели девичьи лица, круглые и румяные.