– Немцы контратакуют, – сказал Проскуряков. – Артиллерию подтягивают. Надеются снова прорваться к озеру.
Зазвонил телефон. Тарараксин взял трубку, выслушал, потом передал Кузнецову приказание немедленно вылететь и определить расположение немецких батарей к югу от нашего прорыва.
Кузнецов встал.
– Разрешите идти, товарищ полковой комиссар? – спросил он Уварова.
– Идите.
Уже через две минуты капитан Шахбазьян связался с Кузнецовым по радио.
– Взлетаю, взлетаю, – отчетливо прозвучал в землянке голос Кузнецова, вырвавшийся из репродуктора.
Еще через несколько минут он сообщил номер квадрата, над которым он находится и ведет наблюдение.
– Там зенитки с ума сходят, – проговорил Проскуряков, – бьют как бешеные. Самое пекло.
– Батарея на берегу ручья, у двухэтажного дома, – раздался голос Кузнецова.
Шахбазьян записал и поставил крестик на карте. Потом спросил:
– Как зенитки?
– Всё нормально, товарищ капитан… – ответил Кузнецов. – Батарея у школы справа.
– Раз он говорит, что нормально, значит, бьют по нему вовсю, – сказал Проскуряков шёпотом.
– Батарея на левом берегу ручья возле моста, – передал Кузнецов.
Шахбазьян записал и отметил на карте.
– Батарея на южном склоне высоты сто шестнадцать… Два орудия в ста метрах левее фабрики…
Шахбазьян записывал и отмечал.
– Квадрат пять. Очень крупная батарея. Ведет огонь в направлении на северо-запад…
Кузнецов замолчал. Тишина длилась долго. Потом все в землянке ясно расслышали, как Кузнецов произнес:
– Сволочи…
И не то вздох, не то стон…
Проскуряков шагнул к микрофону, оттеснил Шахбазьяна и закричал:
– Что случилось, Кузнецов? Что случилось?
– Товарищ командир полка… – хрипло и глухо проговорил Кузнецов. Две батареи за станцией у водокачки… ведут огонь…
Голос его оборвался, Потом почти шёпотом он произнес:
– Прощайте…
Татаренко, бледный, вскочил, опрокинув скамейку. Стоя рядом с Проскуряковым у микрофона, он кричал:
– Антон! Антон! Антон!
Но докричаться было невозможно.
Первым опомнился Шахбазьян.
– Данные разведки нужно передать в штаб фронта, – сказал он.
И двинулся к телефону.
– Я передам сам, – вдруг проговорил Уваров и взял со стола лист, на котором Шахбазьян делал записи. Тарараксин соединил его со штабом фронта.
– Генерал слушает, – сказал он, передавая Уварову телефонную трубку.
Уваров неторопливо перечислил генералу-артиллеристу все места, где были расположены немецкие батареи.
– Данные точные, – сказал он в заключение. – Их сообщил гвардии младший лейтенант Кузнецов.
– Хорошо, – ответил генерал. – Мы сейчас дадим по этим батареям.
– И покрепче, покрепче! – закричал Уваров, сжимая трубку в кулаке. – Эти данные Кузнецов передал, умирая. Три минуты назад его убили в районе цели. Понимаете, товарищ генерал?
– Понимаю… – ответил генерал.
Уваров и Лунин вместе вышли из землянки. Пронизанный солнцем холодный безветренный воздух вздрагивал от тяжелого гула. Это наша артиллерия била по немецким батареям, указанным Кузнецовым.
Уваров и Лунин прошли через весь аэродром до старта, не сказав друг другу ни слова.
Лунину предстоял новый вылет.
И только у своего самолета он выговорил:
– Иван Иваныч, вы дали бы мне рекомендацию в партию?
Уваров внимательно посмотрел на него.
– Разумеется, дам, – сказал он.
Вскоре после прорыва блокады полк торжественно отмечал годовщину того дня, когда ему было вручено гвардейское знамя. К этой годовщине готовились долго и ждали ее с нетерпением.
Среди летчиков полка было всего несколько человек, которые год назад, преклонив колена перед знаменем, в первый раз произнесли гвардейскую клятву. Остальные знали об этом событии только по преданию и говорили о нем так, словно оно совершилось очень давно, в глубокой древности. Минувший год, полный событий, казался им длиннее столетия. Они провели в полку всего несколько месяцев, но их никто уже не считал молодыми летчиками. Они срослись с полком, были его неотъемлемой частью, они обладали уже богатейшим боевым опытом, который стал достоянием полка. Слова гвардейской клятвы они знали наизусть и завоевали право произносить их. И решено было, что в день годовщины вручения гвардейского знамени весь полк повторит свою клятву.
Случайно вышло так, что именно в этот день Соня впервые приехала навестить Славу. Слава давно уже сговорился с ней о приезде и с утра встречал ее на трамвайной остановке. Пригласить к себе сестру разрешил ему сам командир полка, а пропуска ей никакого не требовалось, так как посторонним воспрещался вход лишь на обнесенное проволокой лётное поле, в дачный же поселок, где жили летчики, каждый мог войти свободно.