– Татаренко.
– Я вас совсем не таким представляла.
– А каким же?
– Не знаю… Я. думала, вы меньше, моложе… вроде Славки. Он о вас рассказывал, как о своем приятеле.
– Это верно, мы с ним приятели.
Соня протанцевала с Татаренко весь тот вечер. Никогда еще в жизни ей не было так весело. Осмелев, они стали танцевать все танцы, и, кажется, у них выходило не хуже, чем у других. Соня забыла обо всем и никого уже не замечала. Только раза два поймала на себе взгляд Лунина. Лунин поглядывал на нее как-то грустно, и это отчего-то на мгновение смущало ее. Но, кружась и прыгая, она сразу же забывала и о его взглядах и о своем смущении.
Опомнилась она лишь тогда, когда Илюшу Татаренко окликнул кто-то из товарищей и он впервые за вечер отошел от нее. Оказалось, что Слава уже давно отправился спать. Соня спохватилась – ей пора домой! У нее нет ночного пропуска, и скоро перестанут ходить трамваи. Она кинулась в прихожую разыскивать свое пальто.
В прихожей она столкнулась с Луниным.
– Вас надо проводить и посадить в трамвай, – сказал он. – Я сейчас надену шинель…
– Что вы, что вы, Константин Игнатьич! Я сама дойду, сама…
В прихожую вбежал Татаренко. Он остановился, глядя на Соню и Лунина.
Лунин, уже снявший свою шинель с вешалки, взглянул на него, улыбнулся и повесил шинель обратно на крюк.
– Проводите ее, Илья, – сказал он.
– Товарищ гвардии майор!..
Но Лунин уже ушел. Татаренко шинели своей искать не стал и даже шапки не надел. Соня ужаснулась:
– Вы замерзнете! Страшный мороз!
Но он уверял, что ему не бывает холодно и что никакого мороза нет. Действительно, на дворе несколько потеплело, пошел снежок. Где-то за тучами плыла луна, и при ее рассеянном свете были заметны снежинки, застрявшие в черных кудрях Татаренко. До самой трамвайной остановки они бежали и смеялись. Но когда Соня вошла в вагон и остановилась на площадке, озаренная голубым светом электрической лампочки, он умолк и загрустил.
Вагон дернулся.
– До свидания, – сказал Татаренко.
– До свидания, – сказала Соня и замахала ему рукой в варежке.
Он исчез сзади во мраке. Она осталась на площадке: ей приятен был ветер, и никого не хотелось видеть. Вагон, гремя, шел всё быстрей и быстрей. И вдруг Соня услышала чьи-то звонкие, быстрые, сильные шаги: кто-то бежал за вагоном. Да ведь это он! Ухватясь рукой за медный поручень, Татаренко на всем ходу вскочил на подножку.
– Так можно убиться! – воскликнула она.
– Я хотел еще раз сказать "до свидания".
Ночные улицы были пустынны, и трамвай летел со всей скоростью, на какую был способен.
– Не смейте прыгать! – крикнула она. – Здесь очень скользко. Доедемте до остановки!
Но он уже спрыгнул и пропал.
Соня достигла больших успехов в автогенной сварке. Неожиданно для нее самой оказалось, что она владеет профессией, притом профессией весьма уважаемой, в которой, к тому же, большая нужда. Благодаря этой профессии никто уже не относился к ней, как к ребенку. В районе ее знали и считали опытной, старой сварщицей. Пожилые мужчины и женщины советовались с ней, как со специалистом, как с мастером.
Комсомольская бригада, в которой Соня начала работать, уже не существовала. Несмотря на то, что в кольце блокады была пробита лишь узкая брешь и враг по прежнему стоял у самой городской черты, несмотря на всё усиливавшиеся артиллерийские обстрелы, в городе с каждым днем оживали всё новые промышленные предприятия. Вдоль южного берега Ладожского озера, в нескольких километрах от передовой, проложили железную дорогу, и по ней двинулись в город составы с продовольствием и топливом. Сквозь эту же пробитую зимой узкую брешь по заново проведенной линии высоковольтной передачи в город пришел волховский ток. Враг был еще в нескольких километрах от центра города, а город уже жил размеренной трудовой жизнью, дымили трубы, гремели станки. И девушки из комсомольской бригады ушли в мастерские, на заводы, на фабрики.
Но райсовет не отпустил Соню ни на завод, ни на фабрику. В районе надо было восстанавливать водопровод, канализацию, отопительные системы, укреплять железные балки перекрытий, и всюду нужна была сварка. Вместе с группой слесарей, водопроводчиков, кровельщиков Соня работала по заданиям райсовета. Все эти слесари, водопроводчики, кровельщики были девушки чуть постарше Сони и мальчики чуть помоложе ее. И среди них Соня пользовалась особым почетом, потому что сварщик – это человек, имеющий дело со сложной аппаратурой, не то что просто водопроводчик или кровельщик.
Работать им приходилось очень много – от зари до зари, без выходных дней. Но они трудились с увлечением и жаром молодости. Труд радовал их, потому что польза, которую они приносили, была несомненна и наглядна. Они ликовали, когда в результате нескольких недель их упорного труда, поисков, сомнений, размышлений, надежд в целом блоке громадных опустелых зданий вода начинала подниматься по трубам. Какое счастье делать мертвое живым, разрушенное заставлять снова служить людям!