Выбрать главу

– Пусти! – строго сказал Талдыкин освобождаясь. – Дай мне чаю.

Талдыкин сидел в столовой за огромным столом, под тяжелой люстрой, на мягком резном дубовом стуле с высокой спинкой, и пил чай. В углу светилась стеклянная горка с собачками и слонами. Перед Талдыкиным на столе – масло, сыр, ветчина, мед, булки и крендельки. Талдыкин резал булки, намазывал их маслом, покрывал ветчиной и отправлял в рот, выкатывая при каждом глотке глаза. С глубоким наслаждением хлебал он чай.

За его спиной стояла Анна Мироновна Мильдина, опершись грудью о спинку стула. Она была в зеленом капоте, полная, среднего роста, неопределенных лет. Волосы ее тоже были скорее зеленые, чем рыжие. Нижние веки глаз слегка одрябли, пообвисли, и большие зеленоватые глазные яблоки вылезали наружу.

Она с напряженным вниманием следила, как ел Талдыкин. Запудренное лицо ее светилось изнутри.

Между столовой и комнатой Александра Григорьевича был коридор. Дверь из столовой в коридор стояла открытой. Они не заметили, как на пороге появился сам Александр Григорьевич в фетровой шляпе и с тростью в руке. Несмотря на свою молодость, Александр Григорьевич служил уже юрисконсультом. У него были крохотные черные усики, чрезвычайно коротко подбритые, не больше пятнышка, под самой перегородкой между ноздрями. Он остановился на пороге и молчаливо следил за тем, что происходит в столовой.

Анна Мироновна внезапно, с выражением какого-то нежного отчаяния в лице, положила свою щеку на темя Талдыкина и закрыла глаза.

Талдыкин раздраженно мотнул головой.

– Оставь, – сказал он. – Ты мне испортишь прическу.

И стал пальцами расправлять смятую волну над лбом. Анна Мироновна отскочила от стула, обернулась и увидела сына, который пристально наблюдал за нею через дверь. Она попятилась под его взглядом, поникнув.

– Мамаша, вы неподражаемы, – проговорил Александр Григорьевич.

– Присаживайтесь, Александр Григорьевич, – сказал Талдыкин равнодушно, по-хозяйски, – Возьмите чайку.

Он чувствовал себя как дома.

Но Александр Григорьевич продолжал смотреть на мать и Талдыкину не ответил.

– Имейте в виду, мамаша, – проговорил он раздельно и зло, – если вы опять будете давать ему деньги, я приму свои меры, и это кончится для вас плохо.

– Мне от Анны Мироновны не деньги дороги, – сказал Талдыкин обидчиво.

Анна Мироновна поглядела на него растроганно и благодарно.

Но Александра Григорьевича уже не было. Недовольные шаги его гремели в прихожей. Щелкнула входная дверь, захлопнувшись на французский замок. Все стихло в квартире.

Талдыкин потянулся, расставив руки, и широко зевнул. Анна Мироновна двинулась было к нему, с робкой надеждой в глазах. Но Талдыкин подметил этот взгляд и сказал недовольно:

– Отстань. Ступай на кухню. Я хочу полежать.

Он оглядел комнату. В столовой лечь было негде. Он вышел в коридор. Анна Мироновна двинулась за ним, не спуская с него глаз. Лениво нашел он ручку двери комнаты Александра Григорьевича.

– Я сегодня полежу здесь, – сказал он. – Ты мне не мешай.

Войдя, он захлопнул дверь перед самым ее лицом и закрыл на ключ.

В комнате был беспорядок и полумрак. Края опущенных штор светились, будто расшитые золотом, и только по этому можно было догадаться, что на дворе день и солнце. Комната сегодня еще не проветривалась, и воздух был полон множеством запахов, сладких и кисловатых.

Оставшись один, Талдыкин прежде всего медленно пошел между стульев к зеркалу.

В комнате стоял сумрак, и лицо Талдыкина, отразившееся в зеркале, казалось бледным. Талдыкин считал, что бледность идет ему. Долго с наслаждением разглядывал он себя, то приближаясь к стеклу, то удаляясь. Разглядывать себя было для него привычным, любимым занятием, на которое он тратил часто по нескольку часов подряд. Когда он смотрел в зеркало, его покидали все посторонние мысли.

Взяв со стола гребешочек Александра Григорьевича, он еще раз любовно взбил на голове волну. Взгляд его упал на флакончик с одеколоном. Он открыл флакончик, вылил немного одеколона себе в горсть и вытер ладонью лицо. Жаль, что он не захватил с собой никакой бутылочки, а то можно было бы отлить себе одеколона про запас.

Потом подошел к письменному столу и попробовал выдвинуть ящики. Но все ящики были заперты на ключ. Тогда он попытался открыть платяной шкаф. Но и шкаф был заперт. Он влез на стул и стал шарить на верхушке шкафа. Руки его погрузились в мягкую пыль. Он и тут ничего не нашел. Вытерев пальцы о брюки, он соскочил со стула.