Слушая, она молча стояла за его спиной, и на лице ее всегда отражалось выражение его лица.
По вечерам, в сумерках, когда кончалась смена, на улице перед фабрикой появлялись влюбленные парни. Надвинув кепки на лоб, они поодиночке останавливались у тополей, стараясь не слишком попадаться друг другу на глаза. Фабрика уже сияла всеми окнами, как большая яркая брошь; там, за окошками, в белом свете люминесцентных ламп, таинственно двигались тени, мелькали обнаженные женские руки. Влюбленные тихо жались каждый к своему тополю и ждали, когда из ворот хлынет толпа женщин. К этому времени Серафима Павловна, Людмила Яковлевна и Клавдия Ивановна сходились у библиотечного окна. Они смотрели, как молодые работницы, выходя, замирала в воротах, озирались и вдруг бежали наискосок через улицу к одному из тополей.
Вера Петровна к окну не подходила. Она никогда по делала замечаний Серафиме Павловне и Людмиле Яковлевне, но это стояние у окна раздражало ее, и, не выдержав, она говорила:
– Клавдия Ивановна, у нас опять крысами пахнет!
Все отходили от окошка. Было уже хорошо известно, что, когда Вера Петровна недовольна, она начинала утверждать, будто в библиотеке пахнет крысами. Она считала виноватой в этом Клавдию Ивановну, потому что Клавдия Ивановна иногда оставляла на ночь в своем шкафчике в углу за стеллажами хлеб и колбасу.
Серафима Павловна, отойди от окна, многозначительно шептала Людмиле Яковлевне, стараясь оправдать Веру Петровну:
– Она пережила тяжелую драму.
– Умные драм не переживают, – презрительно отвечала Людмила Яковлевна с высоты своего роста и выходила в прихожую – покурить.
А Вера Петровна действительно пережила драму.
Когда-то, в другом городе, в своем родном городе, она вышла замуж. Она тогда только что перешла на последний курс педагогического института, а он только что окончил тот же институт. Он ухаживал за ней целый год, и все ее подруги считали, что она очень хорошо делает, выходя за него замуж, и она тоже так считала.
После свадьбы они целое лето прожили в деревне на берегу реки, и все время проводили на реке; едва начинало светать, они хватали удочки и, босые, бежали вниз по откосу к воде. Река вся еще была в густом тумане, и они, в тумане, дрожа от холода, отвязывали свой челнок, и выплывали на простор, и смотрели, как первые солнечные лучи пробивали туман, золотя и поджигая его. Муж греб стоя и вел челнок к острову, который медленно вырастал перед ними зелеными клубами своих ракит. Остров трещал птичьими голосами, мелкий-мелкий песок его был еще холоден по-ночному. Они ставили свои удочки, но рыбная ловля занимала Веру Петровну мало, она брала книжку и садилась на песчаный бугорок. Поверх страниц она смотрела, как муж похаживает босиком по краю воды, переставляет удочки, зевает, курит. Становилось теплее; туман сползал с поверхности реки, словно легкая шкурка. Вера Петровна расстилала на песке салфетку, приносила из челнока пакетики, термос и звала мужа завтракать. Ей нравилось смотреть, как он ест, ей хотелось, чтобы он ел побольше, чтобы ему было вкусно, и она подкладывала ему лучшие куски. Она в то лето постоянно беспокоилась, не холодно ли ему, не хочется ли ему есть.
И вот уже жарко; на сверкающую воду больно смотреть, песок так горяч, что они подпрыгивали при каждом шаге. Они раздевались и лезли в воду. Оказалось, что Вера Петровна плавает куда лучше его и, главное, куда бесстрашнее. Он делал несколько взмахов саженками, очень шумных, потом долго стоял по пояс в воде и поливал себе грудь, черпая воду ладонями. Она заплывала и возвращалась; то, что она плавала лучше его, доставляло ей удовольствие; однако она нисколько не бахвалилась и, видя его нерешительность, робость, проникалась к ному нежностью, как к ребенку. Потом они убегали в глубь острова и там целовались в сетке мелких теней под узкими листьями ракит.
В августе пошли дожди, и они вернулись в город. Он, как семейный, был назначен в одну из школ тут же, в городе, и очень радовался этому. Они дощатой перегородкой разделили комнату, в которой Вера Петровна прежде жила со своей мамой, и им досталось две трети комнаты, а маме – одна треть. Вере Петровне нужно было еще окончить институт, последний курс – самый трудный, и он оказался действительно трудным, потому что поздней осенью обнаружилось, что Вера Петровна беременна и беременность у нее на редкость тяжелая. Особенно тяжело ей стало после Нового года, а там, чем ближе к весне, тем тяжелее. Муж днем был в школе, а после обеда уходил к знакомым – один, потому что она не могла сопровождать его. Она сидела на лекциях в институте, а приходя домой, ложилась и принуждала себя готовиться к экзаменам. Они виделись только ночью. Последим свои экзамены она сдавала с желтыми пятнами на лице, с огромным животом, который казался особенно большим, потому что она была маленькая и худенькая женщина.