– Э, да я вас помню! – воскликнула Антонина Трофимовна. – Вы еще ко мне заходили… Сколько же вам лет?
– Двадцать четыре, – ответила директорша. – Что, изменилась?
– Пожалуй, изменилась…
– Я в зеркало не смотрю, – сказала директорша угрюмо.
– А меня разве не помните? – спросила Антонина Трофимовна.
– Теперь по голосу узнала…
Они замолчали и долго молча смотрели друг на дружку. Потом Антонина Трофимовна оглядела каморку, в которой помещался директорский кабинет, и спросила:
– Почему здесь темно?
– Потому что затемнение не снято…
– А почему вы днем не снимаете?
– Вечером опять затемнять…
– Так нельзя, – сказала Антонина Трофимовна строго.
Она легко вскочила на стул, со стула на стол и сняла с окна штору из синей бумаги. Покрытое толстым слоем льда полуподвальное окно упиралось в сугроб, и дневной свет проникал только через самый верхний край его. Но всё же комната озарилась вся – с двумя заваленными тряпьем кроватями, с жестяной печуркой, с грудой каменноугольной пыли, сваленной прямо в угол, и огонек на фитильке стал почти невидим. Антонина Трофимовна потушила его, шумно слезая со стола.
– Вы здесь и живете?
– Пока живу.
– Что значит "пока"?
– Сами знаете. Пока живу, а завтра умру.
– Почему завтра?
– Ну, может, сегодня…
– И давно вы здесь ночуете?
– Давно, – сказала директорша. – У меня дома топить нечем.
– Одна?
– Нет, я тут была с Лизаветой…
– Какая Лизавета?
– Старшая банщица первого женского класса. Вот ее постель.
– А где она?
– Умерла. Третьего дня. Я ходила за хлебом, вернулась, а она уже застыла. Вчера я ее выволокла в первый женский класс, на мороз, положила на полок…
– Там она и лежит?
– Там и лежит…
Соня слегка отодвинулась от кровати Лизаветы. Лицо Антонины Трофимовны приняло строгое, замкнутое выражение. Она словно хотела сказать: "Ну, довольно болтать, с тобой до хорошего не доболтаешься, поговорим о деле".
– А баня как? – спросила она.
– Мы дольше всех в городе работали, – сказала Директорша. – У нас котлы маленькие, меньше угля берут.
– Ну, а сейчас?
– Что "сейчас"? – не поняла директорша.
– Сейчас не работаете?
Тощее, черное, птичье лицо директорши дернулось от смеха:
– Да вы что, не видите, что у нас все стёкла высадило?
– И стёкла высажены и угля нет?
– Почему угля нет? – сказала директорша с некоторой даже обидой. – Я же и говорю, что уголь есть. Я, как пришла сюда, прежде всего угля напасла. Мне угля еще месяца на полтора хватило бы. И в печке моей этот уголь горит, Лизавета из котельной натаскала. У меня хорошая истопница была, всё топила да топила, мы дольше всех работали, одни на весь город остались…
– А где ж она теперь?
– Истопница? Как стёкла вылетели, она домой ушла. А что ей здесь делать? Она уже еле на ногах держалась. Может, и умерла…
– Да, – сказала Антонина Трофимовна, – стекол мы не достанем. Их во всем городе нет. Да у вас все ли стёкла вылетели?
– В трех классах ни одного стекла не осталось. В первом женском, в первом мужском и во втором мужском. По всему фасаду.
– А это как же? – спросила Антонина Трофимовна, указав на стекло в окне директорского кабинета.
– Да это же во двор выходит. Во дворе окна целы…
– А у вас все классы окнами на улицу?
– Почему все? Второй женский окнами во двор. Там стёкла есть…
– Вот там и обогреть, – сказала Антонина Трофимовна.
– Один класс?
– Один класс. Посменно.
Директорша опять рассмеялась.
– Ну, это не раньше будущей зимы, если система весной оттает, – сказала она. – Ведь система-то замерзла.
– Система?
– Ну, трубы, понимаете. В трубах лед. Их теперь без автогена не отогреешь.
– А мы автоген достанем, – сказала Антонина Трофимовна. – На любом заводе. Скажем: пришлите нам автогенщика, и первыми будете мыться.
– Нет, вы не шутите? – проговорила директорша хмуро, но без прежней враждебности.
– Не шучу, – сказала Антонина Трофимовна. – Я и не думала, не гадала, что у вас уголь есть. А раз уголь есть, мы всё остальное достанем.
Директорша задумалась.
– А кто же будет работать? Ведь я одна осталась, у меня никого нет…
– Дадим тебе народу, дадим! Вот она будет работать, – сказала Антонина Трофимовна, указав на Соню. – Сколько тебе человек надо? Десять? Пятнадцать? И пятнадцать дадим. Я тоже работать буду…
– Пойдемте, я вам всё покажу! – внезапно сказала директорша. – Там еще в одном классе можно обогреть, если два окна фанерой забить. Система – я не знаю как… Если истопница успела из системы воду спустить, так система, может быть, ничего.