И вдруг увидел ее.
Он увидел не дорогу, а колонну грузовых машин, которая медленно ползла по льду с востока на запад, в сторону Ленинграда. Машины дымились от снега, снежные вихри перекатывались через них, скрывая их из виду. Приглядевшись, он заметил, что движутся они вдоль длинного ряда мотающихся на ветру вешек. Это и был единственный путь, соединявший Ленинград с остальной страной. Движение на нем было оживленное. Через минуту он заметил другую колонну машин, двигавшуюся на восток. Впрочем, с самолета нельзя было определить, движутся ли эти машины, или застряли в снегу.
Но скоро ему пришлось оторваться от наблюдения за дорогой, потому что, по привычке оглядывая воздух, он вдруг увидел метрах в пятистах над собой два "Мессершмитта". Рассохин тоже следил за ними, закинув круглую голову в шлеме. "Мессершмитты" шли над дорогой, над самолетами эскадрильи, и предугадать их намерения было трудно. Лунин понимал, что вступить сейчас в драку было бы очень некстати: драка задержала бы их в пути, и им не хватило бы горючего на весь длинный перелет через озеро. И почувствовал облегчение, когда "Мессершмитты" внезапно развернулись к югу и мгновенно исчезли, словно растаяли.
Справа и слева от дороги, на льду, видел он иногда краснофлотцев в тулупах. Вероятно, это была охрана дороги. Как они живут здесь, вечно в снегу, на ветру, на морозе, без всякого крова, не имея возможности даже зарыться в землю? Они иногда махали самолетам руками, и ему хотелось рассмотреть их получше, но это было невозможно, потому что прозрачность воздуха уменьшалась с каждой минутой. Солнце превратилось в большое мутное пятно, небо побледнело, дымка охватывала их всё теснее; даже самолет Рассохина, летевший в каких-нибудь ста метрах впереди, иногда затуманивался. Лунин часто оборачивался, оглядывая воздух, и на одно мгновение ему показалось, что он опять видит над собой "Мессершмитты". Возможно, ему померещилось. Однако у него осталось беспокойное ощущение, что за ними всё время следят, что их преследуют.
С дорогой они расстались, – Рассохин вел их теперь несколько севернее дороги. Под ними теперь ничего не было, кроме льда, по которому струились снежные вихри. До противоположного берега озера оставалось всего несколько минут полета, и его можно было бы уже разглядеть, если бы воздух был прозрачнее. Но Лунин ничего не видел, кроме крутящегося снега внизу, рыжего солнечного пятна вверху, самолета Серова сзади и самолета Рассохина впереди.
Вдруг перед ними в воздухе ясно обозначились четыре темных вытянутых пятнышка. Четыре "Мессершмитта"!
Они шли в строю с явным намерением преградить путь трем советским истребителям, не дать им пробиться к восточному берегу озера. До них оставалось немногим более тысячи метров, и решение нужно было принимать мгновенно. Обойти их или затеять с ними долгую карусель нечего было и думать: не хватило бы горючего. И Рассохин решил атаковать и проскочить.
Они встретились почти лоб в лоб. Произошла короткая схватка, в которой всё зависело от упорства, от уверенности в себе, от умения владеть самолетом, от меткости стрельбы.
На тридцатой секунде сбитый Рассохиным "Мессершмитт" уже падал на лед, вплетая черную струйку дыма в белые вихри метели.
Второй "Меесершмитт", поврежденный, как-то боком нырнул вниз, над самым льдом выпрямился и неуверенно пошел к югу.
Два остальных метнулись вверх, к солнцу, и пропали в рыжих лучах.
Путь был свободен.
Но тут краем глаза Лунин заметил, что самолет Рассохина, странно качаясь, скользит вниз.
Он быстро терял высоту и уже погружался в мутную снежную пыль, взметаемую ветром со льда. Лунин и Серов в тревоге кружили над ним, снижаясь. Мотор у Рассохина не работал. "Как это "Меесершмитт" успел перебить ему мотор? – думал Лунин. – Только бы он сам был цел!.. Только бы ему удалось посадить самолет!.."
Спланировать на лед без мотора при таком ветре было не просто. Потонув в снежных вихрях, самолет Рассохина коснулся льда и высоко подпрыгнул. Потом опять коснулся льда и, пробежав очень мало, остановился как-то косо, опустив одну плоскость и приподняв другую.
Если бы Рассохин вылез из самолета и принялся осматривать мотор, Лунин не особенно волновался бы.
Но Рассохин продолжал, не двигаясь, сидеть в самолете.
Лунин и Серов, снова и снова пролетая над ним, видели его голову в шлеме, и неподвижность его головы тревожила их. "Что с ним? – думал Лунин. Ведь он жив. Если бы он был убит, он не мог бы посадить самолет!"