– Вот сюда, вот по этой лестнице, – сказал мальчик, открывая перед Луниным дверь. – Вам во второй этаж. Осторожно, здесь еще ступенька… Эй, Шарапов, смотрите, кого я вам привел!.. А где Шарапов?
Слава вошел храбро и бесцеремонно, как к себе домой. Видимо, ему хотелось показать Лунину, что он здесь свой человек, – да несомненно он и был здесь своим человеком. Несколько техников с белыми эмблемами на флотских черных шапках и несколько краснофлотцев, заполнявших комнату, смотрели на него без всякого удивления, как на хорошего знакомого.
– Шарапов вышел. Сейчас придет.
Лунин огляделся. Раскаленная железная печурка, черная труба которой проходит над письменным столом и выходит в форточку. Шкафы, шкафы, пишущая машинка, кипы аккуратно разложенных бумаг. Очень жарко и очень чисто, даже паркет натерт. Внезапно Лунин заметил в углу человека в командирской флотской шинели, который смотрел на него и улыбался. Нашивки старшего политрука на рукавах. "До чего знакомое лицо!" – подумал Лунин. И воскликнул:
– Как, это вы?
Перед ним стоял тот самый человек, вместе с которым он в августе пробирался в Ленинград сначала на паровозе, потом на попутной машине. Лунин множество раз с тех пор вспоминал и то путешествие и своего спутника.
– Ну вот и встретились, – сказал старший политрук, пожимая Лунину руку.
Они оба обрадовались встрече и смотрели друг на друга с приязнью и любопытством. "Он, кажется, единственный во всем городе нисколько с тех пор не похудел, – подумал Лунин. – Он и тогда был такой, заморыш, что шинель болталась на нем, как на палке. И лицо было такое же желтое. Пожалуй, он даже поправился немного…"
– Помните бочку?
– Еще бы! – воскликнул Лунин. – Ее до смерти не забудешь. Она чуть кости нам не разломала. А как давно это было! Словно в детстве, хотя еще и полгода не прошло!
– Мы, наверно, последними проехали в Ленинград по сухому, хотя и не знали об этом.
– Да, не слыхал, чтобы кто-нибудь проехал после нас, – сказал Лунин. – Неужели вы у нас в дивизии?
– Представьте.
– Вы, кажется, журналист… Уж не в нашей ли дивизионной газете вы работаете?
– Да, в "Крыльях Балтики". Я редактор.
– Вот оно что! – воскликнул Лунин. – "Редактор А. Ховрин". Так в конце каждого номера напечатано. Это, значит, вы? Я должен был раньше догадаться.
– Ну, а про вас я, конечно, всё знаю. Вас в дивизии всякий знает, – сказал Ховрин.
Действительно, Лунин не без смущения заметил, что его со всех сторон разглядывают с каким-то особенным вниманием. Техники и краснофлотцы не спускали с него глаз и слушали его разговор с Ховриным, стараясь не пропустить ни слова.
– Я вижу, вы последнего нашего номера еще не читали… – сказал Ховрин. – Цветков, дайте номер.
Краснофлотец развернул перед Луниным лист, и он прежде всего увидел свой портрет – в шлеме, в комбинезоне, с широким лицом, которое показалось ему непристойно самодовольным и глупым. Рядом с портретом была напечатана статья во всю страницу под заглавием "Командир Энского подразделения". Наверно, что-нибудь напыщенное и очень мало похожее на правду… Что он такого сделал?.. Только неловко перед товарищами в полку… Лунин отстранил от себя газетный лист и сухо спросил:
– А где же этот Шарапов?
Лунину показалось, что Ховрин несколько обижен его пренебрежением к статье.
– Шарапов сейчас явится. Да зачем он вам нужен?
Лунин объяснил, что надеется с помощью Шарапова сесть на машину.
– Это он может, – подтвердил Ховрин. – Не сегодня уедете, так завтра. Я и сам жду здесь машины, чтобы ехать на Поклонную гору. Жаль, нам не по пути.
Лунин задумался. Ему вдруг пришло в голову, что хорошо бы посоветоваться с этим Ховриным. Редактор многое должен знать. Человек он, кажется, доброжелательный, а Лунин так нуждался в совете. Он стоял и нерешительно смотрел Ховрину в лицо.
– Знаете, я хотел бы поговорить с вами, – сказал он наконец. – Кое о чем спросить вас… Если можно…
– Пойдемте, пойдемте сюда, – сказал Ховрин с готовностью. – Мне ведь тоже хотелось бы с вами потолковать.
Он провел Лунина в соседнюю пустую комнату, прикрыл за собою дверь, усадил Лунина на койку, сам сел рядом и с любопытством уставился ему в лицо, ожидая.
– Вам, вероятно, известно, – начал Лунин после некоторого колебания, – можно ли гражданскому населению уезжать из города по Ледовой дороге?
Глаза Ховрина удивленно блеснули.
– Не знаю, – сказал Ховрин, – но думаю, что пока нельзя.
– Пока нельзя? Почему?
– Если бы было можно, об этом знал бы весь город.
– Нет, почему – пока?
– Потому что потом будет можно.