Расскажи же про обезьяну, — попросил сыч, и удод сказал:
"Гора в Кашмире, говорят, была —
От зависти к ней рай сгорел дотла.
Кедровый лес на ней стоял густой —
Стволы — в двенадцать сажен высотой!
Текли там воды чистые везде,
Цвели цветы душистые везде.
Куст розы был там высотою с дом —
И обезьяне он служил жильём.
А в городе подгорном плотник жил —
Весьма умелый он работник был.
Забота богачей спокон веков —
Все соки выжимать из бедняков.
А плотничья забота-всё одна:
Им древесина прочная нужна.
Плен городской покинув, мастер тот
Рубить деревья на гору идет.
Вот нахлобучил плотник свой тельпак,
Топор с теслом заткнул он за кушак,
Пилу подмышку взял — и в путь пошел.
Пришел — и выбрал кедра добрый ствол,
Свалил его и, пот со лба стерев,
Отправился искать других дерев.
Свалив еще могучий кедр один,
Он надколол его и вставил клин,
Хотел помочь теслом, но — как на зло —
На прежнем месте он забыл тесло.
Идет он за теслом. А в этот час
Та обезьяна, не спуская глаз,
Следила из укрытья своего
За плотницким занятием его.
Подумала: "Не так уж тяжело
И мне усвоить это ремесло.
Ведь у людей считается стыдом
Не овладеть полезным ремеслом.
А плотницкое дело им дает,
Я слышала, порядочный доход.
Да, плотником я сделаться хочу
И всех детей тому же научу".
Как плотник, сев на дерево верхом,
Она вооружилась топором —
И дальше ствол раскалывать взялась.
Работой обезьяна увлеклась,
И так была довольна, весела...
Вдруг-хвост её попал в расщеп ствола!
Беда, беда! Как хвостик ни тяни —
Ей вырваться нельзя из западни.
И то случилось с обезьяной тут,
О чем в стихах рассказов не ведут.
Знай же, что обезьяна попала в руки плотника, и он с утра до вечера бил ее палкой и заставлял танцевать всем на потеху. И попала обезьяна в беду. Так и тебе советую-не ходи ради дела, которого не сможешь выполнить! А то не избавишься ты тогда от насмешек и останется о тебе дурная слава". И сказал сыч:
"Я и сам понимаю, что не подобало мне взваливать на себя поручение совы, но судьба лучще знает, что случится.
Если человек лукавство в помощь делу призовет —
На позорный сам конец он то дело обречет.
Ты, видно, не знаешь историю о том, как верблюжонок поспорил с верблюдицей-своей матерью".
"Расскажи же историю верблюжонка" — попросил удод, и сыч сказал:
"В младенчестве рассказывали мне:
Жил караванщик в старой Фергане.
У бедняка верблюдица была
И верблюжонка родила к весне.
Верблюдица в урочный путь пошла,
Был долог путь, а ноша тяжела!
Стоял в пустыне нестерпимый зной,
И жег кусты колючие дотла.
Пустился верблюжонок догонять
Шагающую в караване мать.
Едва держась на тоненьких ногах,
То отставал он, то бежал опять.
Тревогою и зноем изнурен,
Так молока и ласки жаждал он,
Что пробежал в пустыне полпути,
Хотя был очень мал и не силен.
Изнемогая, он валился с ног,
В пути его песок горячий жег.
Как ни старался маленький верблюд,
Но караван догнать никак не мог.
По счастью для него, бедняжку мать
Заставил возчик на колени стать,
Чтоб у нее поправить на спине
В дороге набок сбившуюся кладь.
Тут верблюжонок, что рысцой трусил,
Догнал ее и жалобно спросил:
"Зачем спешишь, бессовестная мать?
Ты видишь, я совсем лишился сил.
Ваш караван ушел так далеко,
Что мне догнать вас было нелегко.
С тобою рядом я хочу итти,
Чтобы сосать в дороге молоко!"
Смотрела мать на милого сынка.
Из глаз ее струилась слёз река —
"Я не сама иду, — меня ведет
Всесильная хозяйская рука.
Еще не знаешь ты, что я — раба
И ждет тебя такая же судьба.
Да будь пылинка воли у меня,
Я б эту ношу сбросила с горба!"
И еще есть у древних добрых людей поговорка: "Трубачу только и дела, что дуть".
Тут удод сказал: "Верить слову верного-свойство людей добрых." А ты тоже-не подгребай все колосья только к своему току и не махай топором только в свою сторону. Будь подобен пиле: говори, как подобает, в обе стороны. Удод попрощался и ушел. А сыч направился к Куланкир-султану и вскоре добрался до его дворца. Он увидел дивные, величественные чертоги, о которых не сумеет рассказать и многоязыкая лилия, и красоты которых не смогут выразить никакие описания.