Бедняка же не трудно удовлетворить — ведь ем у
Феридуна держава, дворцов суета не нужна.
Огахи, одари тех, которым не просто слова,
Но и мера певучая в их сочетанье нужна.
"Вы пейте, друзья, наслажденья хмельное вино..."
* * *
Вы пейте, друзья, наслажденья хмельное вино,
Мне ж горя вино от рожденья глотать суждено.
Пусть радость румянцем алеет на вашем лице,
А наше — от горя шафрановым стало давно.
И сколько бы вы ни твердили мне: "Ты, мол, да мы",
Но сердцу так больно, что медлит раскрыться оно!
В тоске поникая, колени изранил мой лоб,
А это — на лбу от костлявых коленей пятно.
Я в горестных думах и ночи и дни провожу,
Счастливым, бездумным понять мою жизнь не дано.
Пусть мир полосует кинжалами душу мою,
А людям — как будто кромсают кошму-все равно!
Невестою-жизнью обманут бедняк Огахи...
О боже, и сердце вселенной коварства полно!
"Руина ветхая, труха — таков дворец вселенной..."
* * *
Руина ветхая, труха — таков дворец вселенной;
Кто думает ужиться в нем — безумец несомненно.
Какое странное жилье: землей покрыта кровля,
И пыль опасности летит, и расшатались стены.
Мечи коварства обнажив, злой умысел скрывая,
Подвохи вкруг его жильцов толпятся неизменно.
А свечи, что по вечерам должны светиться ярко,
Треща в расплавленном жиру, чадят обыкновенно.
И все-таки на их огонь, на пламя наслаждений,
Душа, как бабочка, летит, сгорая в нем мгновенно.
Как птица, вьет душа гнездо, не зная, что и зёрна,
И влага — состоят из слез печали сокровенной.
Едва познавши верность, к ней охладевают люди:
Страданья заставляют их меняться постепенно.
Я называю мудрецом того, кто ухитрился
Покинуть этот дом, дабы вкусить покой блаженный.
Счастливца ищешь, Огахи? Такого нет на свете.
Спокон веков был этот мир скорбой юдолью бренной.
"Зачем удивляться, что сердце и плачет и стонет..."
* * *
Зачем удивляться, что сердце и плачет и стонет в смятенье?
Судьба в него камни бросает, избрав для мучений мишенью.
Зачем говорить без умолку о локонах пери прекрасной?
То месяц на небе туманном, каймы его нежной свеченье
Мне слезы лицо исписали, и люди прочли эти строки.
Как будто любви моей горькой таилось в них разоблаченье.
Ты слез не гнушайся кровавых, ведь это же воины веры,
А вздохов дымы — это кудри небес, их чела обрамленье.
Я болен от горя и тягот, я помощи жду, виночерпий:
Сдружиться с наполненной чашей — вот лучшее в мире леченье!
На кухне судьбы для невежды и сласти и яства найдутся,
А ты несоленой похлебкой довольствуйся, муж просвещенья.
Ученость и ум в этом мире — товар, не имеющий спроса:
Никто их в тебе не оценит, никто не придаст им значенья.
Ты лучше обычаю взятки последуй в суде шариата,
Так умный истец покупает какое он хочет решенье.
К чему тебе пышная слава с ее пустотой величавой?
Уже тебя время торопит, стуча в барабаны забвенья.
Лицо ее, кудри и очи — тюльпан, гиацинт, и нарциссы.
Увы, Огахи, не увидишь ты сада любимой в цветенье!
"О кравчий, милость окажи..."
* * *
О кравчий, милость окажи! Меня страдать заставил пост;
И грудь красна не от вина — ее мне окровавил пост!
Смотри: мечом голодных мук он замахнулся на меня;
Ох, поясницу мне сломал, глаза мне продырявил пост.
Придав порядок боевой войскам страданий и забот,
Вина отряды оттеснил, свои посты расставил пост.
Мой стан был, как стрела, прямым — теперь он превратился в лук,
Поскольку к бремени тоски свой тяжкий груз добавил пост.
Я изнываю без вина, о выведи меня на свет, весь мир
Окутал темнотой, меня в тюрьму отправил пост!
Я, чаши утренней лишась, лишился также и ума:
Мне даже кажется порой, что мне мозги расплавил пост.
Заглохли чувства, разум спит, отшибло память у меня.
Уж человек ли я? Меня принизил, обесславил пост.
А в голове который день как светопреставленья шум:
Ведь от свидания со мной красавицу избавил пост.