На теле его не было ни единой царапины, Пайзиньо шел спокойно и прямо, недаром он столько занимался гимнастикой йогов, зато голова его была изуродована до неузнаваемости. Враг определил его сильную сторону, он тоже изучал неприятеля. Лицо его было сплошным кровавым месивом, губы и нос были расплющены резиновой дубинкой, глаза слезились помимо его воли. И только тогда я догадался, что означают слова, которые он повторял так часто, что это казалось нам почти оскорблением:
— Надо шевелить мозгами!
И я обрел уверенность, я понял, что он никогда нас не выдаст, что его голова никогда не предаст тело и что это тело, даже если ему будет грозить смерть, никогда не предаст его голову. Пайзиньо видел в своей жизни только одну цель, его нельзя было сломить — его можно было только физически уничтожить.
Он посмотрел на всех нас, взглянул на меня, точно никогда прежде не видел, и мне стало стыдно, что я не успел побриться и надеть черный галстук и пиджак — чтобы он знал, что Маниньо, лучшего из нас, уже нет в живых.
Полицейская машина рванулась с места. Я стою там же, где стоял, около Марикоты, а через несколько часов состоятся похороны моего младшего брата.
Что же останется от нас, ребят из Макулузу?
Перевод Е. Ряузовой.