— Верно, Собрал! В самую точку! Крой дальше! — ввязывается в беседу Пирулито.
— А ты помолчи, мал еще! Помолчи, когда старшие разговаривают.
Подрядчик снова улыбается, ничем его не проймешь. Собрал, одернув зарвавшегося Пирулито, продолжает:
— Что для вас, сеньор Афонсо, один бочонок?! Тьфу — и больше ничего. Так зачем же портить праздник людям, которым вы даете заработать, которые живут от ваших щедрот?
Ропот в толпе громче, и лицо подрядчика мрачнеет: мулат напирает все сильней:
— Подумайте, сеньор Жил, о своих преданных слугах! Каких-то сто литров! Один бочонок! Один бочонок за ваше здоровье и нам на радость!
— Один, один, один! — гудят вокруг работяги.
Но подрядчик вдруг вскидывает над головой толстую руку. Лицо его багровеет, покрывается каплями пота, несмотря на холодный ветер.
— Подождите! Вы, я вижу, заслушались сладкими речами Собрала. Только я ведь не девчонка из муссека[2], меня болтовней не улестить. Говорить-то он большой мастер. Его послушать — так я вам не друг, я не делаю для вас все, что в моих силах…
Слышны протестующие голоса, задавленные смешки. Десятник Сантос из-за спины хозяина машет руками, требуя тишины. Подрядчик продолжает:
— Отвечайте мне как на духу! Вы хоть и чернокожие, а все равно люди, людьми я вас и считаю, хоть многие этого не заслуживают. Кто еще в городе, кроме меня, платит жалованье день в день? Есть такой?
— Нет! — отвечают все дружным хором.
— Кто, кроме меня, не высчитывает за простои, не штрафует за опоздания? Я всегда предпочитаю просто-напросто вздуть лодыря своими руками! Так я говорю?
— Так! — Голоса звучат уже не так дружно и уверенно.
— Друг я вам или не друг? Короткая же у вас память! Когда в прошлом году началась заварушка, кто продолжал работу? Я. Кто вас увозит после работы, кто привозит утром? Я. И теперь у вас еще хватает наглости требовать бочонок вина у того, кому вы, может, жизнью обязаны?
Воцарилось молчание. Одни смотрели в землю, другие — на хозяина, но все молчали. Над головами под слабеющим вечерним ветром шелестели листья.
Пирулито сделал шаг вперед, собрался было ответить, но Собрал опередил его:
— Хозяин, да вы посмотрите, какие мы скучные стоим! Жить не хочется. Собирались повеселиться, готовились — и все прахом пойдет? Из-за десяти эскудо?
— Хозяин, сто литров! Один бочонок! Нам хватит! — подхватил хор.
— Тихо! Вижу, вы так меня и не поняли. А вам известно, что цены с каждым днем растут? А заказов все меньше! Доход сокращается. Эх, да откуда вам это знать, об том пусть голова у хозяина болит. Вы понятия не имеете о ссудах, амортизации, кредитовании.
Незнакомое слово рассмешило работяг. Подрядчик вытер пот со лба: холодный ветер не приносил ему облегчения — и договорил:
— А вам бы только клянчить да жаловаться. Ни черта вы не понимаете.
— Верно, хозяин! Нас не понимать нанимали, а дома строить!
— Замолчи, Пирулито! Этак мы до утра не кончим!
Собрал выступил вперед. Он видел, что хозяин одолевает его, непонятные слова сбивали работяг с толку.
— Вы правы, сеньор Жил. Вы правы, но…
Он сделал паузу, чтобы еще весомей прозвучали его речи.
— Говори, говори, Собрал! — подбодрил его Зе-Жасинто.
— …но вспомните о переменном капитале. Вспомните закон первоначального — как его? — первоначального накопления… Одним словом, прибавочная стоимость увеличится, если поставите нам бочонок…
Хохот заглушил его слова. Казалось, Собрал победил, переговорил хозяина. Не тут-то было: подрядчик весь подобрался — прямо тебе полицейский агент, — слез с кучи кирпича:
— Собрал?! Ты что это, а? Большевистские теории распространяешь?
— Да какие там теории. Кто политикой занимается, из тюрьмы не вылезает.
Но подрядчик не унимался, окончательно превратившись в полицейского, и смех вокруг мало-помалу стих: все поняли, что своей атакой Собрал испортил все дело. Чтобы выручить его, все опять загомонили:
— Один бочонок только! Один бочонок! Сотню литров! В честь праздника!
Окружили его, чуть не на шею ему влезли, одни смеялись, другие умильно упрашивали — шум поднялся оглушительный. Жил Афонсо пошел на попятный.
— Тихо! Прекратите гвалт! Если будете так орать, вообще ничего не получите! Пусть кто-нибудь один поедет со мной в контору: поговорим спокойно, я ему все объясню. Дела так идут, что я вам работу-то из милости даю. На подарки у меня денег нет.
Тут все примолкли. О многом сразу думали работяги, но выйти из толпы никто не решался. Собрал снова шагнул вперед.