Е. Ряузова
СТАРЫЕ ИСТОРИИ
José Luandino Vieira
VELHAS ESTÓRIAS
Lisboa, 1974
© Plátano Editora, Lisboa, 1974
© União dos Escritores Angolanos — Edições 70, 1976
Подрядчик Жил, мулат Собрал и бочонок вина
Расскажу о беспутном мулате — он на гитаре играет, горя не знает, ходит — смеется, живет как придется.
А зовут этого беспутного мулата Собрал, а поскольку он лентяй и выпивоха, каких свет не видал, кличка его — Недобрал. В то утро, о котором у нас речь пойдет, холодный ветер до костей пронизывал, а он пил кофе и говорил так:
— Мулат я, мулат! Мулат, и тем горжусь! Ну и дальше что? Ничего? Ничего так ничего. Мать цветная была! Отец — белый.
Он отхлебывал не спеша, щурил глаз поверх кружки на смеющиеся лица вокруг. Все ждали, что он еще отколет. И он откалывал:
— Но над мулатом-ретроградом сам первый смеюсь…
А потом, помолчав и выждав, объяснил непонятное слово:
— Ре-тро-град! Это тот, у кого все шиворот-навыворот-набекрень. Одним словом, мулат — ретро-гад!
На озадаченных лицах слушателей гаснут улыбки — словно холодный ветер их задул. Но смуглолицый человек, затягиваясь сигаретой, раздельно, по слогам повторяет:
— Мать хорошая женщина была, зато отец — бессовестный. Не верите? Я не из Маланжи, я сын Собрала, Антунеса Собрала, по прозвищу Камбу.
Семь раз уже ударили в рельс, вприпрыжку бежит десятник — сейчас погонит на работу, чтоб не сидели без дела, не точили лясы. Однако мулат не дает ему и рта раскрыть:
— Доброго здоровьица, сеньор Сантиньос! Как поживаете? Все ли благополучно в семействе?
Десятник хмур и зол, того и гляди — оштрафует, но работяги хором вторят Собралу, и Сантос добреет:
— Спасибо, ребята, спасибо. Однако пора и…
Договорить он не успевает. Собрал, широко улыбаясь, продолжает свои льстивые речи:
— Как достоуважаемая супруга ваша сеньора дона Барбара? Все слава богу? Детки в школе?
Не давая ответить, он хлопает по спине своего подручного, Пирулито, и говорит с таким видом, словно он тут — самый главный:
— Давай, ребята, давай! Пошли работать! Семь часов! Нас работа кормит!
И шагает впереди всех. Десятник сеньор Сантос только в затылке чешет — делать теперь нечего, ни штрафовать, ни ругать не за что. А мулат уже покрикивает хрипло и зычно на лесах:
— Давай, давай, ребята! Повеселей!
— Чертов сын, — ворчит десятник и, чтобы не пропал запал, набрасывается на мальчишек, что месят раствор.
Мулат и парень с Островов — его зовут Зе-Жозефа — вместе со своими подручными уже на самой верхотуре.
В этот утренний час весь город как на ладони. Он окутан влажной туманной пеленой. Солнце еще не поднялось, крыши не блестят, и только по темно-зеленым пятнам листвы угадываются сады. Под серой кожей ненастного дня, словно вены, наполненные грязной кровью, разбегаются в разные стороны улицы и переулки, переплетаются паутинной сетью, и люди, что снуют по мостовой, кажутся маленькими, как тараканы. И повсюду невесть зачем высятся новые дома — бугрят фурункулы красное тело земли.
Собрал рассеянно оглядывает окрестности, вспоминает давнюю свою отсидку, посасывает самокрутку с не простым табачком — вьется сладковатый, странноватый дымок, вспоминается мулату родной край: Байро-Санду… Но сейчас все вокруг него по-другому: дома потеряли цвет, повсюду сквозь проломы проглядывает гнилое глиняное нутро стен, торчат сломанными костями дранка и жерди. И надо всем витает, всюду проникает гнусный гнилой запах — а казалось, что он уж его забыл… Все по-другому отсюда с вышины, и куда-то девалась та красота, которую он лелеял в памяти, красота, по которой он тосковал в тюрьме, красота, ради которой он и пристрастился к «травке». Грустно.
А пока что появился подрядчик. Зашумел мотор, раздался гудок. «Хозяин!» — крикнули хором мальчишки, месившие раствор.
Хозяин вышел из машины. Стало тихо. Уже взошло солнце, и Собрал услышал сверху, как гневно фыркает и бранится Рита. От ревности вдруг заныло сердце.