Это напоминает реакцию фамусовского общества в «Горе от ума»:
Конечно, то, что только намечалось Княжниным, доведено до совершенства Грибоедовым. Но важно, что писатель XVIII века смог определить некоторые принципы русской стихотворной комедии. Сходство тем, мотивов, отдельных образов с «Горе от ума», Верхолета с Хлестаковым, известная сюжетная близость «Чудаков» и гоголевской «Женитьбы» говорят о том, что Княжнин, учитывая опыт европейских драматургов, создал произведения, отразившие явления, характерные для русской действительности, оставшиеся жить в нравах дворянства долгие годы. Именно поэтому и благодаря своим художественным достоинствам «Хвастун» с успехом ставился до конца 20-х годов XIX века. П. А. Вяземский хвалил «Чудаков» и назвал «Хвастуна» лучшей русской комедией, отметив, что многие стихи ее вошли в пословицы. Белинский сказал, что талант Княжнина особенно заметен в комедиях. Пушкин не только смолоду высоко ценил Княжнина, но и в пору критического отношения к литературе XVIII века использовал образы «Хвастуна» и «Чудаков» в художественных произведениях («Гробовщик», «Капитанская дочка»), литературной полемике («Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», «Опровержение на критики»), публицистических статьях («Путешествие из Москвы в Петербург»).
Формой выражения высоких гражданских идей была для Княжнина трагедия. Ей доверил он свои заветные мысли. И эволюция мировоззрения писателя, и связь его взглядов с идеологией просветителей наиболее ясно прослеживаются по его трагедиям
Отношение к театру как наиболее действенному средству художественной пропаганды освободительных идей свойственно всем просветителям XVIII века. Вопрос о жанрах был предметом ожесточенных споров. Вольтер, сохраняя основные формы классической трагедии, насыщает ее воинствующей идеологией. Сцена для него — трибуна, с которой его герои провозглашают антицерковные, антифеодальные, тираноборческие тирады, популяризируют идеи просвещенного абсолютизма. Наряду с этим Вольтер расширяет сюжетно-тематические рамки классицизма, уходя за пределы мифологических сюжетов и перенося место действия в различные страны и века. Считая трагедию «движущейся живописью, одушевленной картиной», Вольтер старается избежать статичности, наполняет трагедии действием, усиливает их эмоциональное звучание, усложняет сюжет, вводит мелодраматические ситуации, добивается внешней эффектности спектакля.
Дидро и Лессинг противопоставляют классической трагедии «мещанскую трагедию», «мещанскую драму», построенную на изображении драматического конфликта в жизни представителей третьего сословия. Впрочем, Дидро, создав образцы мещанской драмы, видит, что она недостаточно героична, и мечтает о новой монументальной народной трагедии. Попытки создать такого рода трагедии делают Сорен в «Спартаке», Лемьерр в «Вильгельме Телле» и т. д.
Русский классицизм, сложившийся в конце 40-х годов XVIII века, с самого начала несет печать своего позднего рождения. Уже трагедии Сумарокова с их борьбой против деспотизма, фаворитизма, представлением о монархе-человеке, о его долге перед народом ближе к трагедиям Вольтера, чем Расина. Они отличаются от расиновских трагедий отсутствием античных сюжетов, замененных в большинстве случаев условно русской историей. В отличие от Вольтера, Сумароков сохраняет предельную простоту сюжета, композиции, скупость изобразительных средств, статичность.
Вторым крупнейшим драматургом, начавшим свой путь до Княжнина, был М. М Херасков, которого по ложной традиции считают близким к Сумарокову, хотя он не принял ни сатиры Сумарокова, ни тираноборческого пафоса его трагедий, ни непримиримости по отношению к «слезной драме». Откровенно полемична трагедия Хераскова «Борислав» (1772), написанная вслед за «Димитрием Самозванцем» Сумарокова (1771). Борислав, как и сумароковский Самозванец, — деспот, попирающий права народа. Но Сумароков оправдывает свержение тирана, а добродетельный герой Хераскова возвращает меч Бориславу и на коленях умоляет его простить бунтовщиков. Развязка обнаруживает взгляды автора, полагающегося на силу моральной проповеди и отвергающего любое восстание против власти, какова бы она ни была.
Княжнину была чужда примиренческая мораль Хераскова. Но тема судьбы отечества не сразу входит в его трагедии, а войдя, превращает их в школу гражданского мужества.