Но указав на крепостничество как на источник бедствий России, сняв «личину» со всех этих Ермолаев, Трифонов Панкратьевичей, Скупягиных, Худовоспитанников, пригвоздив их к позорному столбу российской гласности, Новиков вместе с тем не смог подняться до осознания революционной идеи, что только народ в вооруженной борьбе, что только революция может уничтожить ненавистный ему режим, может обновить любимое отечество. Как просветитель он верил в силу просвещения, полагая, что главный и единственный путь к уничтожению зла крепостничества — воспитание. Сатирически изображая Екатерину, воюя против конкретной ее политики, против деспотизма и фаворитизма, он никогда не выступал против самодержавия вообще. Более того, монархия — просвещенная ли, ограниченная или какая иная — представлялась ему законной формой правления. Вот почему в книге был помещен цикл статей, развертывавших положительные воззрения новиковской просветительской программы, в которых много говорилось о воспитании и просвещении, но ни слова о политике и об отношении к самодержавию. В центре этого цикла — «Письмо Любомудрова к издателю «Живописца», «Ответ сочинителя «Живописца» Любомудрову». Объясняя существующий крепостнический режим моральными причинами, Новиков соответственно определял и свою практическую задачу писателя и просветителя: начать воспитание новых поколений русских людей, которые, будучи просвещены, покончат немедленно с преступным «владением себе подобными» людьми и утвердят новые, истинно разумные отношения между существующими сословиями в России. Главным в этих отношениях должно было быть равенство. Новиков беспрестанно повторял: «Крестьяне такие же люди, как и дворяне». В напечатанных в «Трутне» «Рецептах» Новиков внушал помещику Безрассуду: «Разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою во образе крестьян, рабов твоих? разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком». В «Отрывке путешествия» откровенно заявлено: «Крестьяне подобные вам человеки». В письме к секретарю Екатерины II Козицкому Новиков писал: «Крестьяне во всем подобны дворянам». Эта идея равенства, по Новикову, должна была составлять основу нового, созданного путем просвещения и воспитания общественного строя. Политический смысл идеи равенства определен Лениным: «Идея равенства выражает всего цельнее борьбу со всеми пережитками крепостничества… » [1]
План воспитания нового поколения «единоземцев» в духе гражданских и национальных «добродетелей» должен был осуществляться через создание просветительского центра из частных людей, который бы издавал и распространял по России нужные книги, газеты и журналы. Так Новиков в канун пугачевского восстания высказал свою мечту, повторив ее печатно в новой книге «Живописец» в 1775 году. Через 4 года в Москве он приступил к ее воплощению в жизнь.
Белинский в 1845 году высоко оценил именно эту просветительскую деятельность Новикова. «Новиков, — писал он, — распространил изданием книг и журналов всякого рода охоту к чтению и книжную торговлю и через это создал массу читателей», а «повсюду распространяющееся чтение приносит нам величайшую пользу: в нем наше спасение и участь нашей будущности».[1]
Поставив на общественное обсуждение вопрос о судьбе крепостного крестьянства, о паразитизме дворянства, Новиков-писатель объективно отразил грозную борьбу «хлебопашцев» за свою вольность. Острота этих социальных и политических проблем, поднятых на страницах «Трутня» и «Живописца», обусловила новаторскую эстетическую позицию Новикова-писателя.
За его плечами был опыт русской литературы — Кантемира, с одной стороны, и Ломоносова прежде всего — с другой. Деятельность Кантемира открывала плодотворнейшую линию развития русской литературы. По словам Белинского, «сатирическое направление со времени Кантемира сделалось живою струею всей русской литературы.[2] Оно было «благодетельно» и «важно». На этой-то почве и могла появиться и расцвести сатирическая журналистика 1769 года и писательская деятельность Новикова. Руководствуясь живой потребностью русской жизни, Новиков тем самым вставал на путь отрешения от канонов дворянского классицизма и нового, идущего с запада искусства — буржуазного сентиментализма, создавая свою эстетику «действительной живописи».